безбедное будущее, а ты – вряд ли. Так я им и сказал. Они уже взрослые парни и решили каждый за себя, так что право выбора остаётся за тобой!
– Я… я… – хватая воздух ртом, Лена пыталась что-то сказать. Помолчав немного, успокоившись, заговорила: – Я чувствовала, что ты меня не любишь, но никогда не думала, что я твоя вещь. Когда была нужна, ты пользовался мной, а теперь стала помехой, так ты выбрасываешь меня, без суда и следствия. И, что самое обидное, детей уже настроил, не советуясь со мной… А как же я? Что будет со мной? Неужели никому не интересно? И никому нет дела до меня…
– Почему нет? Есть! Я дал тебе право выбора. Тебе что, этого мало? Хотя… Хотя считаю, что ты должна вернуться к родителям, откуда я тебя взял. – Сергей начал нервничать, повышать голос.
Раньше он это делал крайне редко, лишь только тогда, когда у него что-то не ладилось с машиной. Дома же он вёл себя цивилизованно и достойно. А сейчас, сейчас совсем всё по-другому… – И прошу тебя, не зли меня. А то я передумаю и сделаю иначе. – Лену словно пригвоздили к креслу. Испугавшись, она не знала, что и говорить. Зато Сергей начал ходить по квартире быстрыми шагами. Нервничал.
Он готовился к разговору, чтобы было не так больно и без лишней нервотрёпки. А вышло всё иначе… Хотя… Он не собирался извиняться.
– Провожать меня не надо, – пробасил Сергей, забирая со стола барсетку с документами, деньгами и ключи. – Ты думай, думай, – уже весело прокричал он, шагая к двери вразвалочку и насвистывая какую-то весёлую и забавную песенку шоферов.
Ситуация получилась очень странная, а грань очень тонкая. Но слёз не было, не было и истерик. Прежде чем прийти к какому-нибудь решению, она должна сама поговорить с детьми и свекровью.
– Хотя что говорить, свекра-матушка, наверняка, давно уже знала о похождениях сына и вряд ли скажет что-то новое. Возможно, именно поэтому не доверяла и мне, а вот дети… Дети – как они могли?
Лена ходила из одной комнаты в другую, ища аргументы вины других и ничуть не чувствуя вины собственной. Чисто случайно глаза наткнулись на её отражение в зеркале. А в нём…
– Здравствуй, ужас! – Она руками провела по лицу. – Я действительно похожа на слониху, а не на ту девчонку-Дюймовочку, которую привезли сюда восемнадцать лет назад. Так, значит, во всём виновата сама. Только я одна… Так что ж я маюсь, мечусь, как птица в клетке. Может быть, не всё ещё потеряно? Я должна обязательно похудеть… стать прежней. Тогда и его смогу вернуть, и его чувства… а не получится – уеду. Уеду к отцу с матерью в Калугу. Но прислугой для мужа и его пассии не буду. – И она почувствовала, что от всех этих обстоятельств, от решений, которые вскорости надо будет выполнять, сердце в груди будто бы сжали тисками и оно вот-вот заплачет кровавыми слезами или просто задохнётся…
Её мысли прервали возвращающиеся с улицы сыновья. Как обычно, с порога они спросили: «В этом доме что-нибудь можно поесть?»
После ужина мать попросила ребят задержаться. Щёки её покраснели. Не зная, с чего начать разговор, она теребила уголок белой скатерти.
Рома,
