ты у меня, боярышня! – Федор привлек ее к себе: «Спасибо, угодила ты мне подарком!»
– Ты книжечку мою береги, – серьезно велела Марфа: «Маменька говорит, как идешь куда, повторяй п’альмы царя Давида, и Го’подь с тобой пребывать будет. Как по’мотришь на книжечку, так и обо мне в’помнишь!»
– Я, Марфуша, никогда о тебе не забываю, – поцеловал ее Федор: «Ты моя дочка единственная, богоданная, я всегда о тебе помню».
– Побежала я, – деловито сообщила Марфа, слезая с отцовских колен: «На конюшне у кошечки котятки народили’ь, так глянуть охота!»
Феодосия опустилась на низкую скамеечку рядом с креслом мужа.
– Что, голубка моя? – Федор погладил ее по голове: «Ино тревожишься?»
– Про свадьбу думаю… – вздохнула жена: «Матвей, хоша и пасынок мне, но твой сын, твоя кровь родная, как не тревожиться».
– Сговор был, по рукам ударили, рядная запись сделана, чего еще? – Федор пожал плечами: «Успенья дождемся, свенчаем, и дело с концом».
– Зря мы их томили больше двух лет, Федя… – Феодосия подперла щеку ладонью: «Надо было свенчать в тот год, что я Марфу принесла».
– Думаешь, пересидела Марья в девках? – Федор хмыкнул:
– Может, и так, однако Матвей вроде разумней стал. Что хорошего, парня не догулявши венчать? Еще, упаси Бог, начал бы он Марью позорить, хозяйство бы по ветру развеивать на баб да зелено вино. Серьезней Матвей сейчас, тише.
– Дай-то Бог, – кивнула жена: «Однако Марьюшку жалко, томится девка».
– Томление, оно к лучшему, – рассмеялся Федор: «Думаешь, я не томился, тебя ожидаючи? Стыдно сказать, сны снились, ровно мальчишке какому».
– Томился он, – отмахнулась Феодосия: «Два месяца, не два года с лишком».
– Однако и того было много. А ты томилась ли? – легко подхватив жену, он посадил Феодосию себе на колени: «Не красней, боярыня, отвечай прямо».
– Да еще как, – призналась Феодосия, – снился ты мне… – она потерлась головой о плечо мужа:
– Ладно, успокоил ты меня. Пойду за Марфой, ежели ее от котят не оторвать, дак она на конюшне и заночует.
– Федосья, – Федор отвел глаза: «Опосля именинного стола присмотри, чтобы нам никто не мешал. Люди ко мне придут, по делам поговорить».
– Об чем разговор-то, скажешь?
– Скажу, как занадобится… – он помолчал: «Может статься, и ты в сем деле пригодишься».
Оставшись один, Федор отпер поставец, от коего ключи никому, даже жене, не доверял. Наложив засов на дверь палаты, он углубился в чтение грамот.
– Маменька «казала, как кошечка котяток откормит, можно будет одного в терем забрать! Этого, черненького… – детские головы, одна с бронзовыми косами, другая с темными кудрями, склонились над копошащимися в соломе котятами:
– Петруша, ежели хочешь, дак бери котеночка, мне не жалко! – радушно предложила Марфа.
– Мне
