передовой отряд, что будет на Угре татар ожидать. Я с остальными силами стою на северном берегу Оки. Встретим хана, отбросим его туда, где ему место, а потом я вернусь на Москву за тобой.
Соскучился я, голубка моя. Ты, думаю, тоже кое-чего ждешь с нетерпением. Федосью поцелуй от меня. Берегите себя обе, ибо вы семья моя и другой мне Господь не предназначил.
Поднеся грамоту к свече, Марфа сожгла бумагу. Серый пепел медленно закружился по горнице.
– Заберу я тебя, когда вернусь, – пообещал Ермак. Они лежали у костра в холодном, весеннем лесу. Атаман погладил ее по спине: «Будь готова, много не складывай, впрочем, – он усмехнулся, – что я тебя учу, ты бегать умеешь».
Потершись щекой о его жесткую бороду, Марфа почувствовала сладкую тяжесть внутри. Атаман улыбнулся: «Потерпи, боярыня, когда с тобой муж говорит, дослушай до конца».
Он словно нехотя протянул руку вниз. Марфа закусила губу.
– Соображаешь еще кое-что, али нет? – Марфа заставила себя сказать: «Да».
Он пошевелил пальцами.
– Еще, – тихо попросила женщина.
– Потом, – пообещал он, но руки не убрал.
– Поедем на Волгу и повенчаемся. Все равно где, главное, чтобы не узнали нас. Потом пойдем на Большой Камень, а оттуда в Сибирь. Она большая, есть, где спрятаться. Золото у меня спрятано кое-где, – Ермак помолчал, – с тех времен, что петля по мне плакала.
– Не боишься? – она посмотрела на него.
– Ради тебя, – рука задвигалась, Марфа застонала, – я на плаху лягу хоша завтра, а ты говоришь, боишься. Никому я тебя не отдам, хоть бы он и царь был.
– А если найдут нас? – Марфа приподнялась.
– Лежи спокойно, – он рассмеялся: «Если сможешь».
– Не найдут, на то я и Ермак Тимофеевич. Ты по мне баба, хозяйственная, сильная, хоша и маленькая, аки птичка, – он крепко прижал ее к себе: «И рожаешь хорошо. Всю жизнь за мной проживешь, как за стеной каменной, Марфа».
Атаман рассмеялся: «Получается, что ты во второй раз от царя убежишь. Кабы был я Иван Васильевич, дак я бы понял, и не ходил за тобой более».
– От тебя тоже убежала, – Ермак заплетал ей косу.
– Когда нужен я тебе оказался, дак позвала, – он вдохнул травяной аромат ее волос: «Я и думаю, Марфа, не ты ли хана на Москву идти подговорила?»
– Прямо, – Марфа замолчала, увидев его глаза.
– С тобой, как с рысью, – он прищурился, – заснешь, а ты горло перервешь, и не оглянешься. Но мне нравится, – атаман шлепнул ее, – у какого мужика рысь под рукой, окромя меня? Даже у государя и то нет.
Наложив засов на дверь, Марфа стала собираться.
Ермак осадил вороного коня у ворот белокаменного Серпуховского кремля. Крашеные охрой крыши блестели в полуденном солнце. Под холмом лениво текли Серпейка и Нара. Тишина стояла вокруг, только жужжали мошки да шелестели истомленные засухой листья на деревьях.
Атаман
