прелесть, – искренне сказала женщина: «Передай твоей госпоже, что я всегда рада видеть ее в моих покоях».
Выйдя на террасу, Марджана посмотрела на море. Отсюда оно было ровно смятый, синий бархат.
– Молодец, – раздался сзади знакомый голос: «Но это только начало».
Она взглянула в темные, мягкие глаза. Глава евнухов гарема помолчал: «Его султанское величество велел отвести твоей дочери отдельные комнаты. Ее будут звать принцесса Фарида, она нам пригодится».
– Не сейчас, – добавил евнух: «Лет через десять, когда ты станешь валиде-султан. Королевой-матерью, если, по-вашему».
Пролог
Лондон, ноябрь 1571
– Милая, любимая моя Машенька! С Божьей помощью встали мы вчера на плимутском рейде. Обратный путь был быстрым, но тряским, потрепало «Изабеллу» изрядно. Я проведу здесь пару деньков, распоряжусь ремонтом, и приеду в Лондон.
Оставлял я тебя, когда ничего еще заметно не было. Посчитал я, что ты на сносях меня встретишь. Больше спи и не волнуйся за меня. Я на английской земле и скоро тебя увижу.
В этом году я постараюсь добиться не короткого отпуска, а подольше. Хотелось бы наше дитя попестовать. До свидания, милая Маша, остаюсь вечно любящий тебя Степан.
Держась за поясницу, Маша вперевалку пошла на кухню. Мистрис Доусон пекла булочки.
– Его милость приезжает, – Маша помахала письмом: «Изабелла» вчера в Плимут пришла».
– Слава Богу, – вздохнула кухарка:
– Довольна, наверное? – по старой памяти женщина называла леди Мэри на ты.
– Не сказать, как, – Маша утащила свежую булочку:
– Думала, что придется мне одной рожать, – опустившись на скамью, Маша опять потерла поясницу: «Болит и болит, и ноги стали ныть».
– Потерпи, на сносях кажется, что все тело разламывает. Когда дитя родится, забудешь, что у тебя болело, – мистрис Доусон подвинула Маше банку с малиновым джемом: «Намажь, что всухомятку жуешь».
– И так разнесло меня, что и не узнать, – грустно сказала Маша.
– Родишь и сразу все скинешь – пожала плечами мистрис Доусон: «Намазывай, ребенку сладкое полезно».
После завтрака Маша остановилась у окна в кабинете. Желтые листья усеивали черепичные крыши Сити.
Дома в это время падал снег. На вершинах гор, окружавших деревню, он лежал круглый год. Блеяли в загоне овцы. Мать размешивала в деревянном чане густое молоко. Круглые головки сыра лежали колесами на полках сарая. Не было вкуснее его, соленого, запеченного в румяное, пышное тело пирога.
Пронзительно синее небо висело над головой. Казалось, что кроме него и серого камня башен деревни, и нет больше ничего на свете.
Зимой готовили землю к пахоте. Старики верили, что высоко в горах ее надо обогреть, чтобы урожай был обильным. Мать посылала детей в лес за ветвями. Первая связка называлась в честь небесной покровительницы
