пожизненное.
Дальше в общем-то было вполне логично предположить, что престиж пожизненного Диктатора Римской Республики решительно требует некоторых мер.
А именно, обожествления.
Ибо как еще продлить жизнь Отцу Нации, как не государственными молитвами?
Вопрос прошел практически на «ура».
Вспыхнули огни на алтарях, забубонили жрецы, замычали жертвенные животные и потянулись к мраморным потолкам струйки фиама.
И вот тут возник неловкий, не всем понятный тонкий момент.
Вдумайтесь, Диктатор, это хоть и официально, но все-таки как-то грубовато звучит.
Слышится в этом слове грохот солдатских калиг и скрип кожаных ремней панцирей.
Не то.
А вот если скажем, например….Царь?
Подумайте, произнесите так мягко и протяжно, Ца-арь…
Ну, ведь совсем другое дело, а?
Но как донести это тупой толпе, только что три года подряд ходившей на таких же римлян грудь в грудь, во имя спасения Республики?
Нужен кто-то героический, харизматичный, в определенных кругах широко известный.
Но при этом дурак.
Не просто дурак, но Дурак, такой, что б все это за версту знали.
Нашелся.
Марк Антоний.
На каком-то религиозном празднике, уж не вспомню на каком, Марк Антоний трижды предлагал, протягивал Цезарю царскую диадему.
Цезарь, выдерживая небольшую паузу и слыша гневный рев толпы, эту диадему решительно отвергал.
Настолько решительно, что Антоний трижды пытался.
Прощупали, короче говоря, общественное мнение.
Это я к трогательной страсти Поклонской к царям, мощам и чудесам вспомнил.
Кстати, это уж совсем случайное совпадение, опять же вспомнилось.
Цезаря ровно через год убили.
В 44 году до н. э.
Март, Иды, Сенат.
Правда, ничем хорошим ни для Рима, ни для Парфии, ни для остальных соседей это не закончилось.
Поучительная история.
Глава 9. Мартовские иды
Его все дико раздражало в этот день.
Сначала жена с какими-то бредовыми снами с самого утра.
Женские слезы, он не видел ее 13 лет, отвык.
Потом какой-то раб, бегущий за носилками, подпрыгивающий, сующий записку и что-то пытающийся сказать.
Толпа, в глазах рябит от белого с красной каймой, просто белого, мельтешат перед лицом фасции ликторов.
Все раздражало.
Носилки опустили, он ступил на землю, оглянулся, дожидаясь Антония, копна рыжих волос на бычьей шее.
Антоний шагнул, хотел что-то сказать, но его чуть придержал пальцами за край тоги Требоний.
Обнял за плечо, увлек в сторону, прислонился спиной к колонне, что-то втолковывал.
Антоний кивал, как всегда невпопад, думая об очередной бабе из какой-нибудь
