Так было всегда, когда им овладевала новая суперидея, или просто мысль, или даже смутный намек на мысль.
Сейчас все началось с намека, с легкого холодка в груди, от которого перехватывало дух. Сразу же после проклятого Сталинграда, перед выступлением в Шпортпаласте, Геббельс уже вовсю думал об этом. Намек растревожил душу. А когда стоял на трибуне, уже созревшая мысль то мешала ему сосредоточиться, то поражала безумным восторгом.
Но только на следующее утро Геббельс смог убежденно воскликнуть:
– А ведь это идея, черт возьми!
Но делиться ею сразу ни с кем не стал. Даже с верным Фритцше. Что-то не срасталось, грозило непредсказуемыми последствиями, а порой и вовсе великая идея казалась жалкой химерой.
На завтра была назначена решающая встреча с фюрером. Геббельс нервничал и ерзал в постели. Можно было принять снотворное, но завтра нужна свежая голова, а после снотворного Геббельса мутило и ухудшалось зрение. Геббельс, как и фюрер, был близорук. Но, как и тот, только в абсолютном одиночестве позволял себе читать в очках. Поэтому все доклады для него печатались тройным по размеру шрифтом.
Ворочаясь с боку на бок, рейхсминистр вспомнил совет своего домашнего доктора:
– Лучшее средство от бессонницы – смена положения в пространстве. Нужно просто встать с кровати, походить по квартире, заняться каким-нибудь пустяковым делом и, главное, стараться ни о чем не думать. А через полчаса снова лечь в постель и плотно закрыть глаза. Сон придет сам собой!
– А если не придет? – допытывался скептичный Геббельс. – Что тогда?
– Тогда остается только молиться! – развел руками лейб-эскулап.
– Вы полагаете, это поможет?
– О! Об этом вам лучше спросить вашего пастора!
Тогда при слове «пастор» Геббельс только безнадежно махнул рукой. В далеком детстве его мать, видя пристрастие своего обиженного природой сына к чтению книг, решила, что Йозеф должен непременно стать священником, а еще лучше – епископом.
Через друзей она познакомилась с одним из руководителей Католического общества Альберта Великого. Священник был поражен познаниями юного Геббельса. Беседа продолжалась несколько часов, и под конец святой отец знал о юноше почти все.
– Мой юный друг, – с грустью сказал он, – мне очень жаль, но ты не веришь в Господа.
С годами и сам Геббельс понял, что молитва никогда не станет ему утешением и… средством от бессонницы.
Встав с кровати и накинув на плечи ночной бархатный халат, Геббельс шаркающей походкой – ночью притворяться героем было просто не перед кем – миновал двери апартаментов Магды и спустился на первый этаж.
Мягчайший свет не гаснущих всю ночь светильников хорошо освещал дорогу, но не будоражил души. На всех этажах приобретенного в сороковом старинного особняка на Герман-Геринг-штрассе недалеко от Бранденбургских ворот пол был устлан толстыми, мягкими коврами, а стены оббиты бархатом
