заговор гласил: «Лягу я благословясь, встану я перекрестясь, умоюсь я не водою, утреннею росою, утрусь я матушкиной тканой, пряденой, чистой пеленою; пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, на всход красного солнышка, под май месяц, под светлое небо, под частые звезды; стану я раб Божий (имя рек) против неба на земли, отычусь я раб Божий частыми звездами, вижу я и не вижу раб Божий, слышу я и не слышу, от трезуба отрока (?), от речицы (?), от белой белицы, от девки простоволосой, от лихой думы; на море на окияне сидит старой старец святой…[10] он морскую пену припивает и приедает. Так бы тебя мои призоры припивали и приедали, под пнем, под колодою лежаще (?); сам истинный Христос своими огненными стрелами, под шелковыми гайтаны[11], загоняет безратна, бестатна, ныне и присно и во веки». Видно, что заговор этот испорчен в переписке и во многих местах в нем недостает смысла.
Другой заговор, по-видимому, от «чирья». Вот его содержание: «Чирий Василий, поди с моего тела в чистое поле, в зеленые луга, с буйными ветрами, вихрями; там жить добро., работать легко, в чем застал, в том и сужду».
Третий заговор начинается так же, как и первый, но содержание разнится от первого. «Лягу я благословясь, встану я перекрестясь, умоюсь я не водою, утреннею росою, утрусь я пряденой, тканой, матушкиной чистою пеленою; пойду я в путь дорогою, узрю я на восточную сторонку; подымается грозная темная туча, узрю я во темной туче самого Христа, на престоле сидит сам Господь Иисус Христос и матушка Пресвятая Богородица с серафимы и херувимы, и Михайла Архангел, и Гавриил Архангел, Иоанн Предтеча, Иоанн Богослов и друг Христов: заприте мое сердце за тридевять замков, за тридевять ключей; отнесите замки и ключи в окиян-море, положите замки и ключи под бел-камень, чтобы не знал ни колдун, ни колдуница, ни еретик, ни еретица».
Вместе с этой «чародейною» тетрадкою найден особый листок, исписанный очень старым почерком. На одной стороне листка: «святейшего правительствующего синода члена преосвященного Палладия, епископа Рязанского и Шацкого десятнику Артемью Иванову память. Ехать тебе туда-то и взять такого-то пономаря и дьякона». Это – официальный приказ. На другой стороне текста – известный заговор о «трясавицах» или лихорадках, список с знаменитой и столь распространенной в древней Руси суеверной сказки Иеремии, попа болгарского[12].
Смирнов и Ясыркин, имевшие у себя такого рода бумаги, признаны были за чародеев и арестованы, их взял один из саратовских чиновников, Ремер. Мнимые чародеи были привезены в Саратов, и об них началось дело.
Чародеи призваны были к допросу. Первый из них, как мы сказали выше, оказался саратовским купцом Данилою Смирновым. Он показал, что найденные у него в числе прочих бумаг молитвы, из коих одна, о «трясавицах», остались ему в наследство от покойного деда его, бывшего дьяконом в одном из сел рязанского наместничества, а тетрадку с оглавлением «список для составления в пользу всяких списков», содержанием которой были разные заговоры, он, по пересказанию
Здесь несколько слов нельзя разобрать.
Гайтан (змейка, жгут, колодочка, черенок) – женское нагрудное украшение в виде шнура, связанного из разноцветного бисера.
Список этого заговора, имеющейся в «чародейном» деле о купце Смирнове и посадском Ясыркине, представляет весьма отличный вариант от тех списков, кои напечатаны гг. Буслаевым и Калачовым. Вот этот текст: «При море Черном каменный столп, а на том столпе седоша святый архангел Михаил и святый великомученик Сисиний. Восстали на море волны, возмутилося море от земли до небес, изыдоша из моря 12 жен окаянных, простоволосых, видом страшных, и вопросиша их святый архангел Михаил и святый великомученик Сисиний: «Что есть вы, злыя жены и злообразные? И они начата говорить: «Мы есть Ирода царя дщери“. И им святые рекоша: «Почто еси вышли из моря?» Рекоша ему трясавицы: «Мы вышли из моря мучити род человеческий. Кто к заутрени не ходит и рано не встает и в праздники Господни Богу не молится, а пьют и едят рано, того мы и мучим разными муками и ранами“. И вопросиша их святый архангел Михаил и святый великомученик Сисиний: «Как вам окаянным нарицаются имена? – 1-я рече; «Мне есть имя
