почувствовала, как снова вспыхнули уши.
– Молодец! Вот ты все сама и сказала, даже лучше, чем это сделал бы я. Из искусства фотография превратилась в объект масс-культуры, предмет ширпотреба; технические новшества, простота получения результата привели к примитивизации и, как следствие, – к деградации. (Тонька за его спиной многозначительно подняла вверх указательный палец). Пиксели, матрицы, зумы – за всеми этими новомодными штучками исчезло главное – способность выразить и передать свои ощущения, возбудить реакцию восприятия зрителя. Искусство живописца, его мысли, чувства – отменены за ненадобностью (Тонька скорчила заумную гримасу, и Ане захотелось ущипнуть ее).
Стефан помолчал, будто соглашаясь сам с собой, покивал головой.
– Нет, я знаю, остались еще люди, относящиеся к фотографии как к искусству, но их единицы. Это, как правило, профессионалы, или люди увлеченные, энтузиасты. И, увы, – сделанного не вернуть, – тончайшая нить, связывающая чувственные впечатления с конечным изображением, нарушена. Снимок превратился в способ передачи информации, в хронику жизни – и только – не зря же на многих снимках стоят даты. Тысячи кадров, тысячи дат на них. И чем больше я об этом думаю, тем больше мне видится во всем этом вполне определенная тенденция, если хотите, даже – цель…
Они медленно брели по аллее, усеянной золотистой листвой.
– И какая же? – робко спросила Аня. Бездумье отхлынуло, обнажив тоненькие отмели, слова Стефана глубоко врезались в них. Тонька шла рядом, недавнее ее оживление сменилось задумчивостью.
– Не знаю, – Стефан усмехнулся, – это только мои догадки. Существует мнение, что письменность – признак деградации цивилизации; якобы неспособность сохранить знания без посторонних носителей – верная примета вырождения, смерти. То же самое я отношу и к фотографии. Вспомните, раньше у человека за всю жизнь было лишь несколько снимков, все наперечет – по случаю какого-нибудь события, даты, юбилея; уверяю вас, он помнил не только это, но и множество другого, разных сопутствующих мелочей, подробностей. Он лучше был привязан ко времени, он больше ценил его. А теперь понятие времени размыто, размазано по ленте жизни, и фотография и дата на ней в этом свете представляются уже не как сохранение наиболее памятных моментов, а как доказательства их существования.
Тонька подвела итог.
– И ты пишешь картины?
Аня невольно почувствовала зависть – иногда Тонька просто изумляет сообразительностью, быстротой; а, может быть, это с ней что-то не так?
– Я пишу картины, – согласился Стефан. – Но, мне кажется, мы пришли, лучшего места не найти. – он остановился, огляделся.
– И что нам делать? – поинтересовалась Тонька; в голосе – ирония, дерзость, независимость. Вот чертовка! – Как прикажешь развлекать тебя?
Стефан оторвался от пейзажа, как-то отрешенно взглянул на нее.
– Расскажите мне о себе, – попросил он. –
