моему настроению. Встреч в дороге не предвиделось, ибо день был не базарный, а по поперечному проселку мало кто ездил вообще, но это меня вполне устраивало.
Пустив лошадь рысью и продолжая жевать жвачку горьких грез, я услышал позади конский топот, но и гадать не стал, кто там скачет и куда, замешкавшись на пологом подъеме, а точнее, позволив лошади перейти на ленивый шаг, – ибо, погруженный в раздумья, я предоставил ей трусить как она сочтет нужным – я утратил преимущество, и мой попутчик меня нагнал. Он обратился ко мне по имени, и это был не кто-нибудь, а мистер Лоренс! Рука, в которой я держал хлыст, невольно дернулась, и пальцы сжали его еще крепче, однако я подавил этот порыв и, ответив на приветствие коротким кивком, попытался уйти вперед, но он не отставал и, поехав рядом, заговорил о погоде и об урожае зерновых. Я отвечал на его вопросы и замечания предельно кратко, а потом замедлил шаг. Он тоже придержал своего пони и поинтересовался, не охромела ли моя лошадь. Я ответил ему таким взглядом… а он миролюбиво улыбнулся.
Это редкостное упрямство с его стороны и непоколебимая уверенность в себе изумили меня не меньше, чем разозлили. Я-то полагал, что обстоятельства нашей последней встречи оставили в его душе такой осадок, что ему до конца дней пристало бы платить мне холодной отчужденностью, а он как будто не только забыл все прошлые обиды, но и стойко сносил мои теперешние наглые выходки. Раньше хватило бы малейшей тени или всего лишь кажущейся холодности в твоем голосе и взгляде, чтобы он от тебя отвернулся, а тут его было не пронять и откровенной грубостью. Может, он, прослышав о моих злоключениях, явился засвидетельствовать результат и порадоваться моему отчаянию? Полный решимости, я крепче сжал хлыст, но пока воздержался пускать его в ход и молча поехал дальше, дожидаясь какого-нибудь более ощутимого оскорбления, чтобы открыть шлюзы моей души и дать выход еле сдерживаемой ярости, которая пенилась и пузырилась у меня внутри.
– Маркхем, отчего вы ссоритесь с друзьями только потому, что обманулись в своих надеждах? – спросил Лоренс обычным спокойным тоном. – Вы испытали разочарование, но я-то в чем виноват? Я же вас предупреждал, но вы не пожелали…
Договорить он не успел: подстрекаемый каким-то бесом, притаившимся у меня под боком, я ловко перехватил хлыст за тонкий конец, а другой молниеносно обрушил на голову противника. Не без чувства свирепого удовлетворения смотрел я, как по лицу его разливается смертельная бледность, на лбу выступают и скатываются вниз алые капли, а сам он, покачнувшись в седле, валится спиной на землю. Пони, удивленный столь необычным избавлением от своей ноши, шарахнулся в сторону, взбрыкнул, побил копытом о землю и, воспользовавшись свободой, отошел пощипать травку на уступе изгороди, пока его хозяин лежал на дороге, молча и неподвижно, как труп. Неужели я его убил?! Казалось, ледяная рука сдавила мое сердце так, что оно перестало биться, когда я склонился над лежавшим и, затаив дыхание, вгляделся в его страшное, призрачное лицо. Но нет! Веки его дрогнули,
