милую девушку я встретил по дороге, – улыбнулся Карисмус и задумчиво провел указательным пальцем по губам.
– Отчего же не могу? – ехидно прищурился Рансур и скрестил руки на груди, как это делал наставник по травоведению, когда наблюдал за муками студента, пытающегося припомнить ответ, которого тот никогда не знал. – Глаза, как у лани, губы – коралл, стан – гибкий тростник, ноги… Впрочем, твоя зоофлора вся на одно лицо. Поймав обиженный взгляд товарища, он уточнил:
– Согласно твоему же описанию.
Рансур посчитал, что обсудить любовные похождения они смогут как-нибудь вечерком, а сейчас надо поторопиться на занятие. Карисмус, шагая рядом с другом, призадумался: «А не поискать ли менее затасканные сравнения или попытаться придумать что-то самому?» Тяжелый вздох вывел его из состояния романтических бредней, вызванных разгаром весны и бурлящей молодой кровью. Рансур сжал губы в ниточку, покачал головой и прибавил шагу, всем видом показывая, что он думает о разгильдяйстве товарища.
Карисмус бросил взгляд на башенные часы. Из внутреннего двора восточного крыла академии был виден только краешек циферблата, но как раз тот, что нужен. Да, времени в обрез, а он, позабыв обо всем на свете, опять заставил друга ждать. Над флюгером часовой башни в прозрачно-голубой выси плыли кудрявые облачка, ярко светило солнце, не иначе как испуская особые лучи, из-за которых пропадало желание учиться. Звук шагов Рансура отражался от массивных каменных стен и возвращался эхом, в коем Карисмусу чудился укор. «Вот ведь умеет, ни слова не говоря и даже не глядя, заставить устыдиться!» – подосадовал он и спросил у друга:
– Неужели ты из камня?
– Сначала я получу степень магистра, – ответил Рансур.
– А потом?
– Потом видно будет.
– Ага, когда у тебя все атрофируется от бездействия.
Рансур кинул на друга сердитый взгляд, но Карисмус только взъерошил волосы, добавляя прическе лохматости, как того требовала мода, и пожал плечами. Он тоже собирался получить степень магистра, при этом не отказывая себе в удовольствиях. Да, иной раз он не успевал как следует подготовиться к занятиям, приходилось обращаться за помощью к тому же Рансуру, с которым они делили тесную келью студенческого общежития.
Вообще-то совместным проживанием их отношения не ограничивались. Карисмус и Рансур подружились сразу и навсегда; их сближению послужило то, что оба оказались рипенцами, а после выяснилось – они замечательно дополняют друг друга. Порывистость одного сглаживалась спокойной рассудительностью другого. Базарный юмор простолюдина, соседствуя с холодной ироничностью представителя высшего общества, впитывал в себя ее аристократизм, и в свою очередь, заражал бесшабашной веселостью, в приступе которой можно отпустить себя и не стыдиться любви к банальным вещам.
В той среде, где вырос Карисмус, над плоскими шутками было принято хохотать, запрокинув голову. А смеялся он так заразительно, так искренне радовался жизни,
