вагона раздался пронзительный свист, оповещавший всех пассажиров о скором отправлении. Оба стоящих на перроне с блеском закончили играть, низко поклонились перед невидимой публикой и поспешили в начинающий отходить поезд. Они запрыгнули в вагон и, недолго думая, сели слева от входа, напротив Маркуса, начав полушепотом напевать текст одной из таверных песен. Вдруг владелец аккордеона остановился.
– Все, хорош уже в уши мне пищать, – он выпрямился и закрепил инструмент на поясе.
– Да все же нормально было, – недоумевал его друг, снимая цилиндр.
– Не пойми меня неправильно, мой дорогой и уважаемый всем сердцем друг, но скрежет ржавых петель звучит лучше, чем твой голос, – все с тем же добрым смешком сказал он и вышел в пролет между сидениями вагона.
– Зато мое лицо не выглядит, как две сгнивших тыквы в мешке, – без тени злости ответил его друг, встав рядом и безымянным пальцем демонстративно поглаживая правую бровь.
– Доставай уже свою дуделку, – рассмеялся владелец аккордеона.
Его друг легким движением руки достал из дыры на рукаве разорванного плаща одну часть инструмента, а вторую извлек из специального маленького кармашка на спине у правого плеча. Быстрым движением ловких пальцев он соединил их, получив небольшую металлическую флейту. Повисла секундная пауза.
– Прекрасные дамы и гордые господа, – на весь вагон объявил обладатель аккордеона, – девочки и мальчики всех возрастов и рас. Не только здесь, но только сейчас вашим прекрасным ушам выпадает возможность послушать чудесные песни в исполнении скромных бродячих артистов.
– Но, впрочем, хватит пустых слов, – сказав это, он потянулся ко дну инструмента, дернул за небольшой рычажок, и по краям медленно выдвинулись два металлических круга с пришитыми к ним мешочками.
Отстучав сапогом с заштопанной заплаткой другого цвета по металлическому полу вагона, он заиграл ритмичную, но удивительно мягкую мелодию, задавая общий темп предстоящей композиции. Сделав шаг, он плавно присел, не прерывая игры, так же плавно развернулся на носке и вновь встал на ноги как ни в чем не бывало. Обладатель флейты хмыкнул, явно не пораженный пируэтом друга, и, облизнув губы, вступил с прекрасной мелодией, напоминавшей насвистывание птиц ранним утром, но с такой же мягкой основой, в тот самый миг, когда обладатель аккордеона стал играть немного тише.
В своем танце они медленно спускались вниз вдоль всего вагона, будто не замечая друг друга, но подыгрывая или наоборот, затихая, когда этого требовала музыка. Из дюжины сидящих пассажиров всего трое решили раскошелиться и кинуть в мешочки по паре динариев. Но, по всей видимости, этот факт нисколько не расстроил музыкантов. Дойдя до самой двери и вместе с тем закончив играть, они поочередно повернулись к публике лицом и поклонились. Обладатель аккордеона согнулся, опустив корпус целиком и потом, посмеиваясь, с натяжкой выпрямился
