пограничников вместе с не менее натасканными крикунами, исследующими длинными языками личные вещи. Тем же, кого забраковали, давали следующую попытку только по истечению одиннадцати месяцев. На левой руке каждого из них оставляли небольшую татуировку в виде засечки и записывали полное имя, дабы избежать возможности раннего возвращения. Если же рисунков на руке появлялось больше двух, их обладателю навсегда запрещался въезд в земли империи. Выйти из империи мог кто угодно, при условии, что он не числился в розыске, но вот войти – лишь те, кто проходил проверку.
Эту систему использовали с незапамятных времен и, несмотря на некое варварство, менять ее не собирались. Во многом за счет ее надежности и отсутствия бесконечных стопок исписанных приметами бумаг. По старым правилам вместо вытатуированной полосы оставляли глубокий шрам, но впоследствии, от этого отказались из-за частых жалоб на заражение при надрезах одним и тем же лезвием. Данная пометка касалась только взрослых, детей, не достигших зрелого возраста, оставляли чистыми, однако не пропускали через границу без родителей или ответственного.
Состав окончательно остановился, напоследок слегка качнув пассажиров, словно имитируя дружеское похлопывание перед неизбежным расставанием. За время поездки Маркус успел переодеться в рубаху с длинным рукавом, поверх которой застегнул кожаный жилет. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, сержант снял с ремня нож и сунул его в сумку к остальным вещам. Туда же в целях освобождения рук отправились небольшие запасы снадобий и трав. Закинув потяжелевшую сумку на плечо, он взял порванный мешок с провизией так, чтобы из него ничего не вывалилось, в очередной раз вспомнил напыщенного борова и направился к выходу.
Монтибус встретил его так же, как и любого другого, кто по какой-либо причине решил покинуть империю. Прямо на перроне стояли ребристые колонны, которые поддерживали навес с красующимся на нем названием города. Каждая буква была сделана из белого металла и установлена с небольшим наклоном к пассажирам поездов, словно приветствуя или прощаясь небольшим поклоном. Сразу за ними возвышался край хребта, чья вершина практически касалась облаков. Маркус простоял с задранной вверх головой несколько минут, наблюдая, как последние лучи солнца плавно сползают по широкой природной стене.
Вдохнув побольше свежего воздуха, который здесь, казалось, был намного чище, чем в столице, он все-таки спустился с открытой площадки вагона на выложенный из камня перрон второго пути. На первом стояла пара десятков человек, которые, по всей видимости, ожидали отправки поезда. Маркус внимательно присмотрелся и удивился минимуму одежды на их телах. Невзирая на примерно час до наступления темноты, почти все дамы преспокойно себя чувствовали, накинув легкие полупрозрачные платьица чуть ниже колена вместе с сандалиями на худеньких и не очень ногах. Мужчины же по большей части обошлись свободными рубахами
