вероисповеданием. Так что в качестве третьего, четвертого или пятого претендента этот юный Дарнлей вполне подходил, и Мелвилл имел несколько ни к чему не обязывающих бесед с Маргаритой Леннокс, тщеславной матерью этого кандидата на крайний случай.
Однако любая настоящая, подлинная комедия не обходится без того, чтобы актеры хоть и обманывали друг друга, но никогда не могли сделать это настолько хорошо, чтобы время от времени соперник не мог заглянуть в карты другого хотя бы на миг. Елизавета не настолько простодушна, чтобы полагать, будто Мелвилл явился в Лондон исключительно ради того, дабы отвешивать комплименты ее волосам или игре на клавесине: она знает, что предложение выбрать отвергнутого ею лучшего друга не может привести Марию Стюарт в особый восторг, кроме того, она прекрасно знает, сколь честолюбива и деловита ее любезная родственница, леди Леннокс. Вдобавок ее шпионам удалось кое-что разузнать. И когда во время церемонии акколады Генри Дарнлей, как первый князь при дворе, подносит ей королевский меч, эта коварная женщина, вдруг поддавшись внезапному приступу искренности, обернулась к Мелвиллу и заявила ему прямо в лицо: «Я прекрасно знаю, что этот юнец нравится вам значительно сильнее». Однако, несмотря на столь грубую попытку забраться к нему в потайной карман, Мелвилл не утратил хладнокровия. Плохой из него был бы дипломат, если бы он не владел искусством дерзкой лжи в самые деликатные моменты. Поэтому он лишь презрительно скривил лицо и, бросив пренебрежительный взгляд на того самого Дарнлея, за которого так ратовал еще вчера, ответил: «Женщина в здравом уме никогда не выберет подобного юнца, столь красивого, изящного и безбородого, что он более похож на женщину, нежели на мужчину».
Неужели Елизавета действительно обманулась, получив столь наигранный ответ? Неужели дипломат сумел усыпить ее подозрения, сделав этот ловкий ход? Или же она, ко всему прочему, затеяла двойную игру? Как бы там ни было, случилось самое невероятное: сначала лорд Леннокс, отец Дарнлея, получил разрешение вернуться обратно в Шотландию, а в январе 1565 года – даже сам Дарнлей. Таким образом, Елизавета – нам никогда не узнать, по какой прихоти или под руководством какой хитрости, – отправила прямо в дом к Марии Стюарт самого опасного из кандидатов. Поразительно, что ратовал за это разрешение не кто иной, как граф Лестер, который, в свою очередь, тоже затеял двойную игру, чтобы незаметно выбраться из брачной петли, наброшенной ему на шею. Что ж, теперь четвертый акт фарса мог продолжиться в Шотландии, но тут случай вдруг спутал игрокам все карты. Внезапно нить этой искусной паутины оборвалась и брачная комедия подошла к поразительному завершению, которого никто из ее участников не предполагал.
Ибо политика, эта земная и искусственная сила, столкнулась в один зимний день с силой вечной и стихийной: претендент, явившийся в гости к Марии Стюарт, неожиданно обнаружил в королеве женщину. Спустя долгие годы терпеливого и равнодушного ожидания она наконец пробудилась
