воле истории, когда, обращенная назад, заключает политические союзы с теми силами, звезда которых уже клонится к закату, Испанией и папством, в то время как Елизавета прозорливо отправляет своих послов в самые дальние страны, Россию и Персию, а также, повинуясь предчувствию, обращает энергию своего народа в сторону океанов, словно бы догадываясь, что столпы будущей мировой империи будут возводиться на новых континентах. Мария Стюарт прочно держится за полученное, не в силах выйти за пределы династического восприятия королевства. Она считает, что страна привязана к правителю, но не правитель – к стране; фактически Мария Стюарт все эти годы была только королевой Шотландии, но никогда – королевой для Шотландии. Сотни писем, которые она написала, служат лишь для укрепления, расширения ее личных владений, и нет ни одного, посвященного благу народа, попыткам увеличить торговлю, судоходство или военную мощь. Подобно тому, как на протяжении всей жизни для поэзии и бесед она использовала французский язык, так и ее мышление, ее чувства никогда не стали шотландскими, национальными; не для Шотландии жила и умерла она, а лишь ради того, чтобы оставаться королевой Шотландии. В итоге Мария Стюарт не дала своей стране ничего созидательного, кроме легенды о своей жизни.
Это возвышение Марии Стюарт надо всем неизбежно превратилось в одиночество. По мужеству и решимости она многократно превосходила Елизавету. Но Елизавета боролась не только с ней. Оказавшись в положении неуверенном, она сумела вовремя укрепить свои позиции, окружив себя спокойными и рассудительными людьми; вокруг нее в этой войне собрался целый генеральный штаб, обучая ее тактике и практике, не позволяя ее темпераменту одержать верх в порывистости и суетливости. Елизавете удалось создать вокруг себя настолько совершенную организацию, что даже сейчас, несколько веков спустя, невозможно отделить ее личные достижения от коллективных, приписываемых елизаветинской эпохе, и к безмерной славе, связанной с ее именем, прибавляются анонимные достижения ее великолепных советников. Пока Мария Стюарт остается просто Марией Стюарт, Елизавета всегда представляет собой Елизавету плюс Сесил, Елизавету плюс Лестер, плюс Уолсингем, плюс энергия всего народа, и вряд ли можно точно определить, кто был тем гением шекспировского столетия, Англия или Елизавета, – настолько сильно слились они в великолепном единстве. Такое положение среди монархов той эпохи Елизавете обеспечило то, что она хотела быть не правительницей Англии, а просто управителем воли английского народа, служительницей национальной миссии; она уловила движение времени, переход от монархизма к конституционному строю. Она добровольно признала новые силы, образовавшиеся в процессе трансформации сословий, расширения мира в ходе новых открытий, она поощряла все новое, гильдии купцов, банкиров и даже пиратов, потому что они дают Англии, ее Англии, главенство на морях. Она неоднократно (Мария Стюарт не поступила так ни разу) приносит
