но никогда не соединятся по-настоящему. Ибо это фундаментальное различие должно проявляться в каждом повороте и оттенке характера: одна была рождена с короной на голове, подобно тому, как другие дети приходят в этот мир с волосами, в то время как другая боролась за свое положение, добивалась его хитростью, настойчиво завоевывала его; одна с самого начала была законной королевой, а в другой сомневались. И особая форма судьбы помогла каждой из них развить необыкновенную силу. В случае Марии Стюарт та легкость, с которой она – слишком рано! – получила все, порождает в ней совершенно необычайную легкомысленность и самоуверенность, которая дарует ей дерзкую отвагу, ставшую ее величием и злым роком. Господь даровал ей корону, и никто не может отнять ее у нее. Ей предначертано повелевать, другим – подчиняться, и даже если весь мир будет сомневаться в ее праве, она будет чувствовать, как горячо течет по жилам властвование. Она приходит в восторг с легкостью, не проверяя, решения принимает быстро и пылко, как взмах меча, и, подобно тому, как лихой наездник с лопнувшими удилами резким рывком перемахивает через препятствия, так и она думает, будто может преодолеть все политические трудности и опасности обыкновенной решительностью и мужеством. Если для Елизаветы царствование – это игра в шахматы, игра разума, постоянное напряжение, то для Марии Стюарт – это просто сильное наслаждение, приумножение любви к жизни, рыцарский турнир. Она, как однажды отозвался о ней Папа Римский, «обладает сердцем мужчины в теле женщины», и именно это легкомысленное мужество, эгоистичная независимость, которая делает ее столь привлекательной для стихов, баллад, трагедий, – именно это и стало причиной ранней гибели. Ибо Елизавета, натура до глубины души реалистическая, гениально разбирающаяся в хитросплетениях реальности, одерживает победы одним лишь тем, что умно использует необдуманные и глупые поступки своей склонной к рыцарству противницы. Своим ясным, проницательным взглядом птичьих глаз – достаточно взглянуть на ее портрет – она смотрит с недоверием на мир, опасностей которого научилась бояться довольно рано. Еще в детстве у нее была прекрасная возможность понаблюдать за тем, как вращается колесо Фортуны, и понять, что от королевского трона до эшафота рукой подать, а из Тауэра, этой передней смерти, – до Вестминстера. Поэтому она всегда будет считать власть чем-то текучим, а все надежное будет казаться ей призрачным; Елизавета держит корону и скипетр очень осторожно и испуганно, словно они сделаны из стекла и могут в любой момент выпасть из рук; да и вообще, всю свою жизнь она проводит в тревоге и нерешительности. Все портреты убедительно дополняют дошедшие до нас сведения о ее характере: ни на одном из них у нее нет твердого взгляда гордой, истинной властительницы, ее нервозное лицо всегда словно бы пронизано страхом и напряженó, будто бы она всегда начеку и ждет чего-то, на губах ее ни разу не промелькнула самоуверенная улыбка. Ее бледное лицо, робкое и высокомерное одновременно,