перед лицом всего мира и перед самими собой обе они играют в родственные чувства. Мария Стюарт заверяет, будто «на земле не желает она ничего более, нежели увидеться с дорогой сестрой», что жаждет расторгнуть союз с Францией, ибо ценит дружбу Елизаветы «more than all uncles of the world»[30]. Елизавета же, в свою очередь, торжественным почерком, которым пользуется только по особым поводам, шлет сопернице пространные заверения в любви и верности. Но едва дело доходит до настоящего заключения соглашения и договоренности о личной встрече, обе начинают осторожно увиливать. Ибо все прежние переговоры до сих пор никак не сдвинутся с той же самой мертвой точки: Мария Стюарт намерена подписать Эдинбургский договор, в котором признает Елизавету, только после того, как Елизавета закрепит за ней право наследования; Елизавета же воспринимает этот шаг как собственноручное подписание смертного приговора себе самой. Ни одна из женщин не желает ни на дюйм отступить от того, что причитается ей по праву, поэтому в конце концов все эти цветистые фразы просто падают в непреодолимую пропасть. Как решительно заявил в свое время Чингисхан, завоеватель мира, «не может быть двух солнц в небе и двух ханов на земле». Одной из них придется уступить, Елизавете или Марии Стюарт; и обе в глубине души знают это, и обе ждут подходящего момента. А до тех пор, пока не настал еще час, почему бы не заполнить краткие паузы радостью войны? Там, где на самом дне сердца неизбывно живет недоверие, наверняка найдется повод разжечь мрачное, всепоглощающее пламя.
В те годы молодую королеву иногда печалили незначительные тревоги, иногда утомляли тяготы государственных дел, зачастую она ощущала свою ненужность среди двух этих суровых и воинственных дворян, ей противна грызня с фанатичным попом и тайным интриганом: в такие часы она бежит во Францию, на родину своего сердца. Конечно, уехать из Шотландии она не может, поэтому устроила в своем замке Холируд свою собственную Малую Францию, крохотный кусочек мира, где может, никем не контролируемая, жить в свое удовольствие, свой Трианон. В круглой башне Холируда она устроила рыцарский, романтический двор; из Парижа она привезла с собой гобелены и турецкие ковры, роскошные кровати и картины, книги в красивом переплете, своего Эразма Роттердамского, своего Рабле, своего Ариосто и Ронсара. Здесь говорят и живут по-французски, здесь по вечерам при свете свечей звучит музыка, здесь играют в салонные игры, читают стихи и поют мадригалы. Именно при этом миниатюрном дворе по эту сторону Ла-Манша впервые попробовали «Маски», небольшие игры, которые позднее расцветут в полную силу в английском театре. Здесь танцуют в костюмах до поздней ночи, и во время одного из этих маскарадных танцев, «The purpose»[31], королева появилась даже переодетая мужчиной, в черных прямых шелковых брюках, в то время как ее партнер – молодой поэт Шателяр – переодет дамой: пожалуй, от подобного зрелища Джон Нокс пришел бы в неописуемый ужас.
Но, к счастью,
Более всех дядьев на свете (
Цель (
