что от меня ждут хоть каких-то пояснений, и говорю:
– Соседка вчера позвала. Дворничиха наша. Она у нее квартиру снимала. А утром она ее вышибла. Вещи вот принесла, – я киваю на выставленные в ряд сумки, видимые с места, где мы сидим.
– Так чего, она теперь у тебя? – уточняет друг. – И надолго? Похоже, князь, эти грабли у вас фамильные… с гравированным золотом девизом «Если не я, то кто?» и гербом с тремя бутылками на пиковом поле!
Я зло давлю окурок в пепельнице, а затем делаю то, чего не делаю никогда, – вышвыриваю его в окно, добавляя тем самым Петровне, из-за которой, собственно, я и попал в дурацкое положение, работы. Еще мне хочется препроводить туда же и сумки, безмолвным укором выстроившиеся в коридоре, а заодно и всю невыносимую ситуацию в целом.
– Не знаю… – игнорируя издевку, сквозь зубы сообщаю я. – На улицу в таком виде я ее выкинуть не могу! У нее еще и дочка есть… лет десять… может, двенадцать… я не разбираюсь.
– А ребенок сейчас где?
Мне этот вопрос почему-то ни разу не пришел в голову, и я еще раз выдавливаю:
– Не знаю…
– А вещи? Ну, сумка дамская у нее с собой была, нет?
Доктор Гена, видимо привыкший к внештатным ситуациям как у себя в лечебнице, так и там, куда его регулярно вызывают для выведения клиентов из запоя или ломки, без стеснения роется в куче на полу: куртка, потерявшая всякий приличный вид шапка, ботинки, испачканный рвотой свитер… наконец он выуживает потертый кожаный рюкзачок, а из него – неожиданно дорогой смартфон. Генка хмыкает и начинает рыться во входящих-исходящих, а я брезгливо беру свитер двумя пальцами и ковыляю на своей натруженной протезом за целый день культе в ванную, чтобы засунуть его в стиралку… но прохожу мимо и кидаю мерзкий комок в мусорное ведро, где уже покоятся две тряпки, которыми я час назад вытирал пол. Из ведра шибает так, что перехватывает дыхание, и я спешу спровадить пакет вместе с запахом прямо в уличный бак. На обратном пути в дверях меня встречает Геныч:
– Девчонка сегодня у подружки осталась, – бодро докладывает он.
– Одной заботой меньше, – бурчу я.
– Кстати, ее зовут Жасмин! – говорит он. – А дочку – Алисой.
– Да хоть Крапивой и Сумасшедшей Соней! – в сердцах отзываюсь я. Жасмин! Ну и ну!
– Сумасшедшим был Шляпник, а не Соня, – поправляет Генка. – Добавлю-ка я еще и транквилизатор – так, на всякий пожарный… – решает он.
Друг детства удаляется в комнату и, пошуровав в привезенной переносной аптечке, сливает в очередной пакет с раствором целый шприц какой-то крутой панацеи, сопровождая действия успокоительно-циничным:
– Теперь девочка Жасмин уже не повесится… вены сегодня тоже резать не будет. Ну а если будет – значит, медицина на дому тут бессильна… Тогда вызывай бригаду и пусть везут, куда Ивана Бездомного возили.
– Так и сказать?
– Можно прямым текстом. Они разберутся. Ну, капать еще часа четыре. Если хочешь, ты покемарь, а я тут посижу. Красавица наша очухается и пи-пи
