А хороших парней бьют именно за хорошие дела. Относись к людям так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе, – да бред собачий! Тут же сядут на голову, и ноги свесят, и кнутом огреют… а потом сведут на ярмарку и продадут незадорого, когда выжмут все до последнего!
Я проскочил мимо дворничихи со всей возможной скоростью, уверяя себя, что ужасно тороплюсь – потому что сегодня намечалось промежуточное обсуждение проекта с заказчиком, а любой заказчик – кровосос еще тот, и стоило поберечь силы прямо с утра, но… на самом деле я просто не хотел видеть. И не только Петровну. Просто она была одной из. Но также и первой в ряду. Короче, не мудрствуя больше лукаво, я щелкнул зонтом, влез под него как можно глубже и погреб против ветра.
Сухой и теплый, красочный октябрь кончился. Ноябрь же начал сразу с демонстрации скверного нрава: ободрал деревья до исподнего, а затем принялся плеваться дождем, норовил забраться ледяными пальцами за шиворот, рвал из рук зонты… Я проковылял мимо Петровны, которой, казалось, все было нипочем: руки решительно сжимали метлу, а красные щеки соперничали румянцем с последними листьями дикого винограда.
Приходить на деловые встречи нужно вовремя. Дорога до гаража равнялась дороге до метро плюс триста метров до конторы, минус возня с парковкой… Словом, брать машину не было никакого смысла: ее потом нужно было бы еще и мыть. Терпеть не могу ездить на грязной машине – а грязной в такое время года она становилась сразу же.
Обычно перед встречей с заказчиком я прокручиваю в голове различные каверзные моменты и заранее готовлю достойные ответы, но сегодня то ли Петровна со своим дурацким подобострастным «здрась» выбила меня из колеи, то ли мрачный ноябрь, который я всегда ненавидел – по многим причинам сразу… но, возможно, виноваты были воспоминания? Скорее, и то, и другое, и третье… Приближалась дата, которую я тоже ненавидел: годовщина аварии. День, когда я потерял жену, ногу и, как потом оказалось, еще и ребенка. Ребенка, который так и не появился на свет… впрочем, я совсем не был уверен, что он был зачат от меня и вообще был бы когда-нибудь рожден… Скорее, не будь катастрофы, я так бы никогда и не узнал, что он существовал… уже жил своей собственной, автономной, крохотной жизнью совокупности клеток… всего-навсего комочек размером с мышь… Испуганный, забившийся в угол мышонок… Сын? Дочь?
У той женщины, которую я с облегчением спровадил на старую дачу своих родителей, девочка по имени Алиса. Мать называет ее Лиска, и имя ей идет: рыжеватая и хрупкая, со слегка раскосыми глазами и плавно-стремительными движениями, она действительно напоминает лисичку. Надо было бы позвонить, узнать, как они устроились, – но я почему-то каждый день откладывал звонок, хотя знал, что поступаю некрасиво… у них никого тут нет. Но с другой стороны, мне не хотелось взваливать на себя еще и это: разговоры ни о чем, делано бодрые интонации, да и потом, она же чувствует себя обязанной… и это противнее всего. Это так же отвратительно, как и дворничихино «здрась», отчетливо отдающее запашком мусоропровода,
