вещью, а имеет только право на действие собственника, на то, чтобы собственник предоставил ему пользование вещью. Но как бы не менялись грани, отделяющие одно право от другого, отличного по объекту, можно решительно сказать, что деление права по объекту на три вида будет существовать всегда: быть может, нынешние наши вещные права заменятся впоследствии правами на действия, но вещные права все‐таки будут существовать всегда, например, право собственности, в каком бы то ни было виде; быть может, многие наши права на лицо заменятся со временем правами на действия» (с. 185).
У Мейера можно найти немало неточностей, противоречий, даже прямо ошибочных положений. Однако существование их оправдывается тем обстоятельством, что курс издан не самим автором, а другими, прямо по запискам может быть ошибочно передавшим мысли профессора. Так, например, вместе с прекрасным и точным определением вещного права как такого, которому «соответствует обязательство всех и каждого и притом обязательство отрицательное – обязательство не препятствовать субъекту права в его осуществлении» (с. 184, см. поправку Thon' a , Rechtsnorm und subjectives Recht, с. 166), встречаем мысль: «Господство лица над вещью существует само по себе, независимо от отношений между лицами» (с. 3). Утверждая, что «в настоящее время найдется уже немного юристов, которые будут признавать владение правом» (с. 253), Мейер постоянно говорит о праве владения. Признавая, что каждое право имеет известный объект, Мейер вводит категорию «безобъектных прав», т. е. таких, которые непосредственно вытекают из личности гражданина, как право на жизнь, на употребление членов тела, умственных сил, право на вступление в брак, на совершение сделок (с. 183). Мейер дает такое определение понятия о вещи, которое подрывает его же собственное определение вещных прав, понятие о вещи «обнимает не только вещи физические, но и действия других лиц, служащие заменой физических вещей или орудием к достижению господства над ними; в этом обширном смысле вещь то же, что имущество» (с. 4). Повторяем, что для нас остается нерешенным, на кого должна падать ответственность за все эти и другие недоразумения, на Мейера или его издателя. Во всяком случае, если даже приписать их самому профессору, они не могут ослабить несомненных достоинств прекрасного курса, остающегося до сих пор, несмотря на устарелость законодательного материала, лучшим теоретическим руководством в этой науке.
Из догматических трудов этого периода мы можем указать только на сочинения Вицына и Варадинова. Сочинение Вицына, преемника Мейера в Казани по преподаванию гражданского права, «Третейский суд по русскому праву», 1856 г., посвящено памяти умершего в этом году профессора Мейера. Автор имел в виду «проследить развитие третейского суда от древних времен до наших дней и показать на основании его, как народного суда, отношение юридических воззрений народа к определениям положительного законодательства». Но за отсутствием каких‐либо данных, указаний в сохранившихся памятниках
