готовыми» (с. 9). Во-вторых, исходя из той же точки зрения, Мейер опровергает взгляд Бентама, будто лучшим законодателем для народа может быть иностранец, потому что он совершенно чужд всяким местным интересам, свободен от местных предрассудков. «Если законодательство, – возражает Мейер, – особенно гражданское, должно быть воспроизведением и вместе с тем очисткой народных юридических воззрений, то все лица, совершающие процесс воспроизведения, должны стоять среди народа и быть пропитаны его понятиями, разумеется, очищенными, просветленными» (с. 10). Влиянием исторической школы объясняется и та чрезмерная сила и значение, какие придает Мейер обычному праву: по его мнению, обычное право способно отменять действие закона (с. 19, 37). Впрочем, по вопросу о так называемом праве юристов (Juristenrecht), Мейер расходится с главными представителями исторической школы, Савиньи и Пухтой, отвергая за ним значение самостоятельного источника юридических определений (с. 49). Благодаря германской науке Мейер вводит совершенно новую для русской литературы (если не считать Морошкина) систему права, именно 1) общую часть и 2) особенную часть, с подразделением последней на а) вещное, b) обязательственное, с) семейное и d) наследственное право. Со времени Мейера эта система утвердилась у нас в литературе и в преподавании.
Методология гражданского права у Мейера представляется интересной и новой для русской науки. «В науке гражданского права должно различать три элемента: исторический, догматический и практический» (с. 11). «Значение исторического элемента заключается в том, что историей объясняется, как образовались те существующие юридические определения, которые для нашего времени, собственно, уже утратили свой смысл» (с. 12). «Под догматическим элементом гражданского права разумеется изложение самих законов, по которым происходят имущественные явления в юридическом быту. Законы эти или исходят от общественной власти, или существуют независимо от нее. Те и другие представляются в действительности отдельными определениями. Но о множестве отдельных определений, относящихся к одному какому‐либо предмету, лежит одно основное начало, которое и составляет сущность учреждения; отдельные же определения – только логические выводы из основного начала. Раскрыть начала различных учреждений, показать отношение отдельных определений к этим началам и есть дело науки» (с. 12). Наконец, «элемент практический имеет в виду точку соприкосновения права с действительной жизнью». «Науке приходится относительно каждого учреждения обращать внимание не только на то, каковым представляется оно в положительном законодательстве или в воззрениях народа, но ей следует определить также, в каком виде представляется учреждение, когда призывается к установлению действительности, сохраняет ли оно свой первоначальный вид или ему приходится измениться, подчиниться влиянию действительности» (с. 13). Практическому элементу Мейер придавал особенно важное значение, считая, что «назначение
