тебе. Бог свидетель, что я говорю это не для того, чтобы успокоить тебя, а потому, что это – правда. Неужели ты сама этого не понимаешь? Письмо из Лондона пришло в ответ на получение ею нескольких книг, которые я попросил переслать ей из «Двира» в качестве оплаты за помощь, которую она мне оказала. Я пообещал это ей и исполнил обещание, и она подтвердила получение книг в своем письме и выразила свою благодарность тем, что приложила фотографию, потому что считала, что доставит мне этим удовольствие. Но я не посылал ей до этого момента ни одного письма, даже ни одного слова. Я говорю тебе правду! Дорогая Маня! Ради твоего спокойствия, и ради моего спокойствия – выкинь из сердца эти глупости! Уже слишком поздно. Я уже двумя ногами вступил в период старости. Не смейся надо мной и над собой. Мне нужно сейчас совсем другое отношение и другое поведение с твоей стороны. Я всегда верил в твой хороший вкус. Неужели я ошибался? Я и сейчас верю, что это шутка. Но это плохая и вредная шутка… Я целую и обнимаю тебя и родителей. Я люблю вас всех всем сердцем и душой. Ваш Хаим Нахман Бялик».
Тель-Авив без Бялика
…Его уже давно беспокоят камни в почках, он ездит на лечение в Вену, ему становится после этого лучше, но болезнь всегда возвращается. Перед очередной такой поездкой он просит тестя найти жильцов в их огромный дом, а для их собственной небольшой семьи снять квартиру в Рамат-Гане.
После возвращения, в новой рамат-ганской квартире, в относительной тишине, он опять обретает способность писать стихи. Он затевает строительство в Рамат-Гане нового дома, гораздо более скромного, чем тель-авивский, который тем временем благополучно сдан другим жильцам.
Новый дом он достроить не успевает.
Врачи единодушно постановляют, что его проблему с почками можно решить только при помощи полостной операции. Бялик с женой опять едет в Вену, в надежде покончить раз и навсегда с постоянно возвращающимися сильными болями.
Операция прошла успешно. Он умер через несколько дней после нее от сердечного приступа.
Тель-Авив остался без своего любимого поэта.
Похороны были очень многолюдными.
И если бы только он сам смог выступить на последнем огромном митинге, опять собравшемся в этом городе в его честь…
Он написал это стихотворение еще в 1908 году, накануне своей первой поездки в Эрец Исраэль, и накануне настигшего его затем большого периода молчания.
Возможно, оно бы ему тут подошло. Возможно, его бы опять не поняли…
…И будет,
Когда продлятся дни, от века те же,
Все на одно лицо, вчера как завтра,
Дни, просто дни без имени и цвета,
С немногими отрадами, но многой
Заботою; тогда охватит Скука
И человека, и зверей. И выйдет
В час сумерек на взморье погулять
Усталый человек – увидит море,
И море не ушло; и он зевнет.
И выйдет к Иордану, и увидит —
Река
