ведь на одних долгопортящихся сладостях не продержаться, а спать на хворосте под открытым небом слишком жутко и небезопасно в связи с прогулками гризли после заката и убийственным холодом. Впрочем, я почти и не спала толком. Лишь окончательно выбившись из сил, – либо из-за долгой дороги, либо из-за не менее долгих отчаянных рыданий, когда психика оказывалась на гране срыва, – я провалилась в долгожданное забытье, а, вынырнув на поверхность реальности, снова погружалась в неизменный кошмар. Единственным спасением от депрессии стал алкоголь. Именно благодаря ему мне периодами даже удавалось позабавиться поголовной спячке, но по его же вине за целых полтора месяца я не преодолела и половины Аляски, слишком часто задерживаясь на заправках за очередной бутылкой бурбона. Однако, пережив шестое по счету похмелье за две недели, в приступах рвоты я сердечно поклялась бросить это занятие и завязала. Наверно, это был самый короткий период алкоголизма за всю историю.
Пересекая очередную крутую речушку вдоль моста, я остановилась над водой, чтобы взглянуть на отражающую солнце гладь, как на своеобразное кривое зеркало. Видеть собственное лицо было трудно, ведь в нем черты лиц совсем иных – моего отца, моей мамы, сестры, брата и даже тети. Каждая линия так или иначе была связана с ними и о них же напоминала. От отца мне досталась свойственная южанам смуглая кожа с россыпью веснушек, гроздями усеявшими тело в некоторых местах, широкие скулы и достаточно высокий рост, в котором я уже к четырнадцати годам превосходила свою мать, хрупкую и русую, как большинство прибалтийцев, из которых она происходила. Глаза у нее, цвет которых достался мне, были зелеными, в обрамлении почти незаметных ресниц – светлых, переливающихся на солнце, как пшеничные колосья. Ей неизменна шла эта черта, но на мне бы точно смотрелась ужасно. По этой причине я и благодарна, что во мне было больше от юга – темные волосы да страсть к испанской сангрии. Джесс, – моя младшая сестра, – ненавидела сангрию. Быть может, поэтому мы с ней так часто ссорились до моего отъезда на Аляску. Нет-нет, не из-за предпочтений в алкоголе, но из-за противоположных характеров – севера от матери в Джесс было даже больше, чем во мне юга от отца, и под «севером» я подразумеваю совсем не внешность.
– Почему он выбрал тебя?
Джесс буквально выхватила у меня из рук расческу, когда я, пропустив мимо ушей угрожающий звон металла в ее голосе, продолжила невозмутимо приводить в порядок прическу. Вынужденная все же взглянуть на сестру, я обнаружила уже знакомое зрелище: пылающие от гнева щеки и обиженно подрагивающая, пухлая нижняя губа.
Тяжело вздохнув, я подобрала с косметического столика шпильки и осторожно ввела их в локоны на затылке.
– Не молчи, ну!
– Что ты хочешь услышать?
– Почему вместо меня он выбрал тебя, а?!
Я закатила глаза
