В таких всегда можно отыскать механический автомат с контактными линзами всех диоптрий и видов. И если я не ошибаюсь…
– Проблема.
Черт, опять вслух.
Я подперла самокатом дверь, застыла напротив витрины потухшего автомата и буквально припала к нему лбом, судорожно соображая, где бы отыскать нечто достаточное тяжелое, чтобы пробить дюймовую толщину стекла.
Сбросив с плеч рюкзак, я бросилась обыскивать автомастерскую напротив. Уже спустя десять минут мне удалось вернуться со свинцовым молотом в руках. Запястья ныли от тяжести, но на один размах меня должно было хватить. И, представив себя громовержцем Тором из комиксов, которыми Стефани зачитывалась по ночам до одури, мешая нам с Вер спать ярким включенным ночником, я всем своим весом подалась вперед и приложила молот к автомату.
Стекло крошкой осыпалось мне на обувь. Устало выронив молот, я принялась подбирать вывалившиеся коробки, с трепетом ища подходящие параметры. Вскрыв одну из коробок и поменяв свои усохшие линзы на новенькие и влажные, я облегченно заморгала и улыбнулась, а затем принялась распихивать оставшиеся пары по рюкзаку, занимая предусмотрительно оставленное пустым место.
Закинув рюкзак обратно за спину, я со спокойной душой вернулась за самокатом и двинулась дальше по автостраде, а лишь спустя метров пятьдесят заметила, что рукав моей толстовки пропитался чем-то липким и красным. Опустив глаза, я поморщилась: на радостях один из осколков, в куче которых я самозабвенно рылась голыми руками, незаметно распорол мне ладонь от большого пальца до безымянного. Кровь окропляла не только руль самоката, но и белые носки любимых кед, стекая вниз.
«Нет, моя жизнь по-прежнему такая же грязная и унылая, как и это сиреневое одеяло», – пронеслось разочарованно в голове, когда, заглядевшись на рану, я едва не наехала на моток махровой ткани, прицепившийся к моей закатанной штанине. Притормозив и конвульсивным подергиванием сбросив его с себя, я вдруг перевернула одеяло и заметила вручную сшитую эмблему медведя прямо по центру – эмблему нашего университета в Фэрбанксе, от которого я ушла уже больше, чем на пол штата; эмблему, обновленный дизайн которой придумала моя соседка Верети; эмблему, какую она собственноручно и столь неровно пришила на свое домашнее сиреневое одеяло яркой, оранжевой нитью. Этим одеялом я укрыла саму Вер прежде, чем в панике сбежать из спальни двух соседок-мертвячек…
Это и было покрывало Верити.
Что вы обычно испытываете при виде своего детского плюшевого медвежонка, которого подарила вам старая нянечка много лет назад и которого однажды вы благополучно умудрились потерять, забыв где-нибудь на скамье во время прогулки? К этому медвежонку у вас такая сильная привязанность, такая любовь и такое ассоциативное чувство чего-то родного, долгожданного и надежного, что, найди вы его уже во взрослом возрасте, наверняка бы расплакались
