подняться и, вынув нож, стиснула его еще крепче, а затем заставила себя оторвать взгляд от места, где прежде было раскидано одеяло, развернулась и послушалась своего рассудка – я спринтовала прочь, забыв про самокат.
От бега у меня быстро закружилась голова с непривычки. Мокро-серый асфальт под ногами смешался в одну сплошную зыбкую лужу, в которой я словно барахталась, силясь убежать дальше, чем это было мне по силам. Перед глазами все плыло вместе с дорогой, и я не знала, что было тому виной: порывистый ветер, колющий глаза, или же неподдельные слезы, вызванные животным страхом.
Я – последний человек на Земле. Или нет?
Время шло, а ощущение погони не покидало. Я не знала, почему никак не могу перестать бежать, но это желание с каждой секундой лишь нарастало, а осознание того, что я нахожусь в безопасности, таяло на глазах.
«Что-то не так. Приближается что-то очень плохое. Ну же, соберись, трусиха!».
Лишь спустя несколько километров, которые я преодолела буквально на одном дыхании, я сумела побороть первобытный инстинкт самосохранения и замедлилась. Жжение в груди окончательно выбило из легких весь кислород.
Я снова спрятала нож за пояс, но лишь для того, чтобы ухватиться руками за штору в выбитом окне и, подпрыгнув, ловко оказаться внутри деревянного фермерского дома – единственного, который встретился мне за несколько миль и до которого хватило выносливости добежать. Внутри оказалось темнее, чем я предполагала, и сырее тоже. Влажные стены поросли мхом. Однако даже идея оказаться в кромешной тьме один на один с шуршащими под полами крысами не пугала меня так сильно, как возникновение злополучного одеяла Верити, а спустя миг его загадочное исчезновение.
Нащупав в рюкзаке зажигалку, я достала ее, чтобы хоть как-то помочь бледному солнечному свету пробиться сквозь грязь на стеклах и развеять мрак. Светя себе под ноги, я взобралась вверх по лестнице на второй этаж.
Лучше бы я этого не делала.
Никогда трупный запах не исходил раньше от Тел, в которые превратились все мои друзья на утро после одной единственной ночи, когда остановился весь мир, включая людей, технику и даже часы. От них всегда пахло так же, как и при жизни: от кого-то шафраном и ладаном, от кого-то мандариновым гелем для душа, а от кого-то съеденным недавно чизбургером или просто потом. Но в коридоре на втором этаже запах висел иной: не аромат хвои и земли, который принес на первый этаж ветер через выбитое окно, и уж тем более не запах дорогого парфюма. Это был свинцовый запах гнили – сладковатый, с мерзкой кислинкой, едкий и обжигающий. От этого запаха мне тут же захотелось склониться к полу и вытошнить ту пачку сырных палочек, которыми я позавтракала накануне.
Я никогда не знала, как пахнут трупы, но, ощутив этот запах, в тот же момент поняла, что именно так смрадит разлагающаяся плоть.
Я тут же поспешила обмотать
