в дверь.
– Шухер, барышни. Там Пряниш заявился, я его машину в окно видел.
– О-о-о! – с ненавистью застонала Майя. – Может, в шкафу спрячемся? Олежек! Срочно скажи: здесь есть шкаф?
Телохранитель понимающе хмыкнул. Клацанье дверной ручки возвестило о том, что он вернулся на свой пост. Лера спросила:
– Этот тот самый Виктор Сергеевич Пряниш, директор театра?
– Угу, – недовольно откликнулась Майя. – Ты с ним осторожнее, мутный тип. И еще смотри, не расхохочись в голос, когда он говорить начнет. А то возненавидит, и будет у вас вражда навеки. Как у меня с ним.
– А что он такого может сказать? – удивилась Лера.
– Ой, да он вечно: то неправильно слово употребит, то что-то умное ввернуть попытается… – Майя прыснула: – Знаешь, как я его называю? Смесь кадета и балета. Потому что знаний – как у двоечника, а гонору, как у примы. И всё время хочет, чтобы за ним оставалось последнее слово! Но я не доставляю ему такого удовольствия. – Фыркнув, она замолчала. Но потом добавила совсем другим тоном: – Только ты не думай, что я заноза.
Разговор затух. Лера чувствовала, что напряжение висит в воздухе. А по тому, как недовольно вздыхала Майя, как ёрзала в кресле, было понятно – она сейчас ощетинилась, как воинственный ёжик.
Наконец, за дверью послышались шаги, высокий мужской голос и бурчание телохранителя. Дверь распахнулась, впустив в палату густой запах тушеной капусты. В больнице было время обеда.
– Добрый день, Валерия! Я – Виктор Сергеевич, директор театра классической музыки! – с нескрываемой гордостью провозгласил Пряниш. И добавил тоном школьного завуча:
– Ага! И ты уже тут, Серебрянская! Хотя где должна быть? На ре-пе-ти-ци-и!
– Мы с вами уже прорепетировали сегодня, спасибо большое! – буркнула Майя.
– Ну, ты сама виновата! – они явно говорили о какой-то ссоре. – Ты это… нечего тут мне! И вообще, я к Валерии.
– Здравствуйте, очень рада, – осторожно сказала Лера, вспоминая, что знает о Прянише. Он уже лет десять возглавлял знаменитый театр классической музыки, неоднократно мелькал в телепередачах и на страницах журналов. Так что Лера помнила, как он выглядит: среднего роста, щуплый, с откляченным задом. Чёрные глаза навыкат, кожа смуглая, как у цыгана. Черные волосы, в которых блестели нити седины, он собирал на затылке в хвостик.
– Ну что, Валерия, приступим? – спросил он.
– К чему?
– Ну как же! Могли бы догадаться, – фыркнул Пряниш. – Сыграйте мне что-нибудь, я же должен вас экзаменовать!
Лере показалось это странным, ведь Шерман уже прослушивал её. Даже был подписан. Может быть, именно о таких вещах и говорила Майя, предупреждая, что Пряниш любит оставлять за собой последнее слово?
– Я готова сыграть, – ответила она. – Помогите мне, пожалуйста, сесть за пианино, и переключите звук, чтобы он шёл в колонки.
– Конечно-конечно…
