Радонев. – О влюбленном глупце. Или о чувстве долга, первичном для врача.
Но гипсовый старец молча ухмылялся в бороду. Как назло, в память всплыла одна его мысль – что-то о разногласиях, возникающих между друзьями, когда они по-разному видят дружбу. «Значит, если один влюблен, а второй просто дружит – отношения заранее обречены? Или могут быть варианты?» – спросил себя Радонев. И не решился ответить. Он пока не понимал даже своих чувств – а уж о Лериных мог только фантазировать. Но твердо знал одно: истинная любовь и настоящая дружба возникают из духовной близости, а она между людьми – редкий случай. И эту связь, возникающую спонтанно – вот видишь человека впервые, а чувствуешь, что знал его всегда! – инстинктивно хочется продолжать. Будто душа подсказывает, что не зря вы встретились, что есть какая-то цель… И этому чувству лучше просто подчиниться, не гадая о планах судьбы, а тем более – не строя своих.
Он открыл глаза и снова взглянул на книги в «учебном» шкафу. Среди них было немало литературы по офтальмологии, ведь её Костя собирал с детства. И острое чувство сожаления полоснуло, как скальпелем: знать бы, что случится с Лерой, выбрал бы эту специальность сразу после меда. И помог бы сейчас – ну, или лучше бы понимал, чем можно помочь. «Я всё равно не буду сидеть сложа руки! – решил он. – Хотя бы карту её посмотрю, узнаю точный диагноз. Попрошу Торопова, чтобы он разрешил присутствовать на операции. В общем, сделаю всё, что смогу – лишь бы она выздоровела».
И это решение успокоило его. Костя глянул на часы: почти шесть вечера. В больнице сейчас ужин, так что не стоит пока звонить Лере.
…Он всё-таки купил ей мобильник. Еле нашел среди современных «лопат» простенький телефон с большими кнопками. Тут же, в салоне, оформил сим-карту, вбил в память мобильника свой номер и помчался обратно в клинику.
Но у двери палаты стоял тот самый мужик в черном костюме, который был в холле вместе со скрипачкой.
– Обожди, – он встал перед дверью в палату.
– Не понял, – нахмурился Радонев. – В чем дело? Я вообще-то врач.
– Там посетители, – пояснил верзила, скучающе глядя сквозь Костю. – Поговорят – тогда зайдешь.
Радонев почувствовал, как вспенилась, вскипела внутри злость.
– Ты у себя дома решай, кого куда пропускать, – мрачно посоветовал он, потянувшись к дверной ручке: – В сторону отойди!
– Мужик, не борзей! – тон охранника стал угрожающим.
– А вот хамить мне не надо, – прищурился Костя, – могу и в торец дать.
Охранник двинул челюстью, явно собираясь ответить, но женский голос из-за двери палаты окликнул его:
– Олежек, мы всё! Можешь меня забирать.
Верзила глянул на Радонева исподлобья. Бросил:
– Живи.
И, повернувшись, вошел в палату. Шагнув вслед за ним, Костя увидел Серебрянскую – та сидела в кресле, протягивая руку навстречу телохранителю.
