Неведомый порыв заставил меня приподнять крышку и убедиться в том, что на дне покоилось письмо. Я достала его, и в ту минуту ослепительный свет фар пролился на тропинку, ведущую к воротам от тротуара. Я зажмурилась, судорожно пряча конверт за пазуху куртки. Сердце охватила агония, когда тишина обрушилась легким скрипом, точно несмазанных пружин, за которым последовал топот ботинок, опустившихся на землю, и фары потухли. С нетерпеливым волнением я вгляделась в темные очертания, где различался силуэт человека в свободной одежде, голова которого относительно шеи смотрелась несуразно большой. Он сделал несколько неспешных неуверенных шагов, и меня бросило в жар от визуального обмана, поскольку принятое мной за голову, оказалось защитным шлемом, а тем человеком был Лео Ферару. Чувствуя, как почва уходит из – под ног, я была готова вновь потерять сознание от страха, подпитанного кошмарными сновидениями, ещё так живо всплывающими в памяти. В полуночной мгле обезображенного дома, где двадцать лет назад вершил возмездие доктор Ньюман, Лео Ферару выглядел чудовищем саги о вратах в безвыходный Эреб; элементом, легко вписавшимся в легенду о проклятии. Бежать было никуда – он находился в двух футах. Я закрыла глаза, дрожа как птенец, брошенный на произвол судьбы, и не верила в подлинность настоящего. Я искренне сожалела, что за столь короткий отрезок жизни не увидела и малой доли того, что уготовил нам греховный мир желаний; не познала опьянения чувством, о котором вещают за каждым углом – я ни разу не влюблялась и даже ни имела смутных представлений, почему так много говорят о томлении в ласках ночами, проведёнными с тем, кого выбрало твоё сердце. Мне стало грустно от мысли, что переезд в Ситтингборн, столь нежеланный и отвергаемый мной, обрек меня на угрозу стать безликим именем вселенной, погребенным под пеплом собственных грез и надежд. Я боялась потерять отца, но жаждала вновь обрести мать, вспоминая каноны, диктующие нам о жизни после смерти. И та жажда подготавливала меня к достойной встрече с роковой смертью.
Однако судьба уготовила мне иное предназначение. Понимая, что ничего не происходит, и я не слышу ничего, кроме шныряющего ветра по безлюдном улочкам, я открыла глаза. Лео стоял в шаге от меня, обнимая рукой шлем, а другую – спрятав в кармане брюк. Я изучала его лицо, не веря, что на коже нет шрамов, язв и ожогов – она была ровная, дышащая теплом, точно у младенца. Его густые волосы, слегка прикрывающие уши, излучали свет янтаря, и луна, торжествующая на чистом небе, отражалась в них сочным блеском. Глаза тоже светились, передавая что-то поистине бесподобное, доброе, на редкость простое. Но, занырнув в них глубже, с пристрастием, нельзя ни угадать там волчьего одиночества и уныния, способного сдвинуть с места любую гору. Я предположила, что именно Лео затащил меня в дом, спасая от Молли.
– Сегодня вновь сбежишь? – мягко спросил он, отдавая улыбку.
Сконфуженная, чтобы давать ясные ответы, я отрицательно покачала головой.
– Знаю,
