за то, что некогда творилось внутри. Вся его мрачность обдавала дыханием смерти. Над крышей, видимой мной ежедневно с высоты мансарды, безмолвно парили чёрные вороны. У меня перехватило дух. Я была напугана мыслью, что Молли Клифтон и её бессердечная команда уготовили мне. Но показывать свой страх я не помышляла.
– Чандлер, что скажешь? Тебе страшно? Представь внутри гору неубранных трупов, воняющих хуже трущобной дыры. Забавно будет положить тебя к ним и на всю ночь оставить смотреть в приоткрытые глаза мертвецов.
Она зловеще расхохоталась, и лихорадку заразительного смеха подхватили остальные. Но громкие голоса потревожили вечный сон утомленного дома. Десятки чёрных воронов, кружащих в поднебесье над крышей, издав карканье не менее зловещее, чем хохот Молли, оставили особняк и полетели прочь, теряясь в медном отсвете неполной луны. Оторопевшие мучители задрали головы вверх.
– Какова… чёрта? – протянула Марта, не выпускающая из рук мои волосы.
– Здесь кто-то есть… – неистово молвила Шейли, поднимаясь в полный рост.
Молли намеривалась что-то добавить, но осеклась. В непосредственной близи, прямо за спиной Шейли раздался скрип несмазанных петель, пронзительный, берущий за душу; и в привычной тишине он казался оглушительным. Железная дверь плавно покатилась вовнутрь, скрывая в темной полоске дверного проёма силуэт и лицо стоящего за ней. На какое-то мгновение мы приросли каждый на своём месте, а в глаза выдавали весь ужас, в котором мы были на равных. Дом доктора Ньюмана ожил, и тот, кто находился в сумрачной тени за дверью: будь он живой человек или мертвец, восставший из пепла, топтал нашу смелость одним своим незримым присутствием. Казалось, осенний тяжёлый воздух напитался тревогой, увещевающей, что теперь часы нашей жизни окончательно сочтены. Я тут же забыла о боли, сковывающей лицо и голову; забыла о злобных угрозах шайки, ведь то, что хранилось за этими стенами, было куда опаснее Молли Клифтон и всех её гадких замыслов. Не прошло и десятка секунд, как Молли с широко распахнутыми глазами сорвалась с места и бросилась бежать, а за ней – обезумевшая свита, оставляя меня один на один с неизвестностью открытых врат, ведущих в обитель Эреба. Я стала вглядываться в коварную тьму, где по-прежнему всё было чёрным, как ночь северных морей. По низу просочился ещё более холодный поток, обжигающий руки, на которых я старалась удержаться, но тело беспомощно клонилось к земле. Из темноты дверного проёма показался тёмный ботинок, а следом ко мне потянулась мужская рука. Я судорожно вдохнула и пришла в забвение.
Спустя некоторое время, сотрясаясь от безутешного холода, я открыла глаза и устремила их в тёмный потолок, подражающий высотой своего внутреннего свода куполу кафедрального собора. Пахло сыростью подвала и ещё чем-то, смердящим обильным гниением. В тиши запустения доносился металлический звук. Его создавали стрелки продолговатых антикварных часов с маятником за стеклянной дверцей, занимающих не меньше трех с половиной футов стены первого этажа над камином. Стрелки
