чтобы забрать кровать родителей…
Ещё мама ходила на самодеятельность в Дом офицеров.
Я знал, что это далеко, потому что пару раз родители брали меня туда в кино, на зависть Сашке с Наташкой.
Но один раз в киножурнале «Новости дня», который показывают перед каждым фильмом, меня напугали кадры про фашистские концлагеря с бульдозерами, которые заталкивают в длинный ров трупы людей и уминают их там, чтобы вошло побольше.
Мама велела мне зажмуриться и потом меня уже не брали в кино.
Зато папа взял меня на концерт маминой самодеятельности.
Там пели под баян и что-то долго рассказывали и зал хлопал, а я всё ждал и не мог дождаться когда же будет мама.
И наконец, когда на сцену вышли танцевать много тёть в одинаковых длинных юбках и дяденьки в сапогах, папа сказал: «Ну, вот и твоя мамочка!», а я никак не мог разглядеть где же она, пока папа ещё раз не показал, и тогда я уже смотрел только на неё, чтобы не потерять.
Если б не такое пристальное внимание, то может я и пропустил бы тот самый момент, что на долгие годы, зашёл в меня как заноза, которую никак не вытащить, а просто надо не бередить и не надавливать то место, где она застряла.
Под конец танца, когда все тётеньки кружились на сцене, их юбки тоже вертелись, вздымаясь до колен, но только у моей мамы она вдруг всплеснулась и на миг мелькнули её ноги до самых трусиков.
Мне стало нестерпимо стыдно. До самого окончания концерта я смотрел уже только в пол между рядами стульев, а по дороге домой ни с кем не хотел разговаривать и не отвечал с чего это я такой надутый.
( … в те недостижимо далёкие времена я ещё не знал…)
Зачем вообще нужны эти концерты, если у нас в комнате на стене есть коричневая блестящая коробочка радио с белым регулятором громкости, который надо покрутить и сделать звук на всю, и побежать созвать всех в доме, когда объявят выступление Аркадия Райкина, чтоб всем вместе смеяться стоя у стены, а после снова сделать тише, пока идёт концерт для виолончели с оркестром или какой-то дяденька говорит какая это радостная новость, что революция на Кубе победила и он от радости даже выполнил две нормы за смену назло реваншистам и Аденауэру?.
А вот праздник Первомай совсем не домашний.
До него приходилось долго шагать по спуску дороги уходящей от углового дома всё дальше и дальше вниз.
Но праздник мне всё равно нравился, потому что туда же шагало ещё столько много народу – и взрослые, и дети – люди весело окликали друг друга, а в руках несли воздушные шарики и тонкие веточки с листиками из нежно-зелёной папиросной бумаги примотанной чёрными нитками; или же красные полотнища с белыми буквами между парой шестов, а ещё портреты всяких дяденек: и лысых, и не очень – на обструганных палках.
У меня, как почти у всех детей, был красный прямоугольный флажок на тонкой, как карандаш, только чуть подлиннее, палочке.
Жёлтый кружок в клеточку изображал
