ндрав».
Дачу окружала сосновая роща, деревья были старыми и мощными, Симонов и Жуков разместились на скамейке около дома, операторы начали налаживать аппаратуру для съемок и никак не могли найти хороший ракурс. День был солнечный, тени от веток падали на фигуры снимаемых, деревья мешали расставить камеры так, чтобы направить их на участников съемки. Жуков вроде бы и не обращал внимания на все эти перемещения камер, на тихие разговоры операторов между собой. Однако, беседуя с писателем, он вдруг прервал разговор и спросил Симонова:
– Ну что они так мучаются? За это время могли бы спилить пару сосен, и всё бы само собой решилось.
Такая «смелая» мысль, конечно, могла прийти в голову только Жукову, известному своей беспощадностью ко всему, что стояло на его пути. В годы войны он мог отправить на гибель тысячи безропотных солдат, если это требовалось для выполнения «высших» задач, вот и сейчас ему в голову пришла такая простенькая мысль – мешают вековые деревья сделать хорошую съемку, так спилите их к чертовой матери без всякого сожаления.
Сам же рассказ о том памятном дне был следующим. По словам Жукова, Сталин еще 15 октября 1941 г. согласился с мыслью отдать фашистам Москву, приказав переместить из Москвы в Куйбышев партийных руководителей и советское правительство. Распоряжение начали выполнять, во дворах наркоматов жгли тонны архивных бумаг, готовили планы взрыва московского метро, уничтожения электростанций и крупных предприятий.
Когда генерал Жуков приехал в кремлевский кабинет Сталина и начал докладывать об обстановке на подступах к Москве, особенно на Западном фронте, Сталин ходил по кабинету, а генералу приказал сесть на диванчик у стены. В какой-то момент Жуков не смог удержаться от невероятной усталости (он не спал уже несколько суток подряд), повалился на бок и задремал. Сталин подвинул к диванчику стул и поднял ноги генерала, неудобно повисшие с дивана, переместил их на этот стул и даже попытался стащить с них сапоги.
Однако после каких-нибудь десяти минут Жуков пришел в себя и стал докладывать дальше, после чего Сталин спросил, надо ли немедленно улетать из Москвы ему, ведь самолеты уже приготовлены и только ждут вылета. Жуков категорически запротестовал против бегства. Он объяснил, что факт «улепетывания» из Москвы всё равно станет известным, слухи разнесутся, и тогда уже ничем нельзя будет поддержать дух солдат, которым их начальники твердят, что Сталин по-прежнему в Кремле, следит за всем и руководит обороной. Якобы именно это строгое и в то же время очень эмоциональное жуковское объяснение удержало Сталина от рокового шага.
Уже на следующий день стремительное продвижение немецких войск к Москве было задержано на нескольких направлениях, а потом в оборону вступили полки добровольцев, через пару недель к Москве были подвезены свежие силы из сибирских, затем и дальневосточных полков. Ценой невероятных потерь удалось в конце концов отбросить гитлеровцев от древней столицы России.
Вторую
