понизила голос Каля, – то и дело… шмыг, шмыг, – она показала. – Илья говорит, похожи на акулят, если сверху смотреть. С лесов строительных. Где он видел акулят, не знаю, сама спроси.
– Говорят, обострение внутриполитической обстановки. – Сказала Оля. – В горах, говорят, много всего…
Обе помолчали. Оля снова начала:
– Ты слышала, что в доме у Ломаевых… были.
– …Да?
Девушки сразу ощутили тянущую скуку и желание прекратить разговор.
– Давай лучше про страшных существ из фольклора разговаривать. – Предложила Калерия.
И посветлела.
– Ах, да, – как бы вспомнила она. – Сегодня у нас посиделочки. Не без, – она сделала несколько жестов, обозначающих движение под музыку.
Оля потупилась. Калерия тонко улыбнулась. Обе знали, что Оля терпеливо высидела эту новость. Кроме того, подруги помнили, что Олюшка ещё не обещала провести Калерию на запись программы.
– Может, удастся выбить из Илюшки ту бутылку, что он оставил на случай, если добьётся мобилизации, – милостиво добавила она.
– На это не надейся. – Слабо усмехнулась Оля.
Даже закадычная подруга сидела бы дольше. Немногие добивались такой чести. Калерия держала в ежовых рукавицах штат своих фрейлин. Ясно, что Олюшка должна быть непременно, но повышенное чувство собственного достоинства, свойственное молодым дамам определённого городского круга, требовало получить приглашение.
Это был весёлый дом. В окнах свет рыжего абажура, немножко музыки. В компании была ещё Полина, медсестра из госпиталя. Конечно, Анастасия, младшая сестра, красавица. Были раньше и мужья сестер, воевавшие теперь далеко.
– Как сынишка?
– Отец ему давеча с фронта к Зимнему Равноденствию открытку прислал, – сладко зевнув, проговорила Калерия, – да я покажу тебе. Потешная. Вырезал из трофейного журнала…
Она подошла к секретерчику, где за стеклом качала головкою фарфоровая девочка. Не оборачиваясь, подняла руку – между указательным и средним зажат листок. Оля встала и подошла. Обе рассмотрели аккуратно наклеенное на тетрадочный лист изображение – статуя с поникшими крыльями.
– Раскрасил хорошо. – Молвила Оленька.
– На то профессия. – Отозвалась Калерия. – Он ведь, знаешь, что в госпитале с ранением второй степени тяжести учинил? Начал ребятам карточки рисовать на доб. питание.
– Ох.
– Да… дерзец, негодник.
– Куда и Илье…
– Разузнали, ну, понятно кто-то… – она стукнула по стеклу, девочка оживилась, – дурно бы вышло дело, но выяснилось, что себе не рисовал. С тем и закрыли.
– То-то я удивилась, что его так скоро отослали на фронт. Такая рана…
– Ах, да ладно. – Укладывая рисунок в книжку, осерчала Калерия. – На войне чего ж ещё делать, как не воевать? Он мужчина, пусть…
– Да, он мужчина…
Каля улыбнулась искренне.
– Я примерная.
