С. С. Аверинцев, говоря о биографии в античной литературе, замечает: «Произведение это может иметь любой объем – от ничтожно малого до монументального, от краткой заметки, сообщающей несколько скудных сведений, до нескольких “книг” в античном значении слова»232. Отмеченное качество можно отнести к жанру биографии в целом, оно не зависит от того, к какому периоду литературы она принадлежит.
Итак, в состав жития-мартирия могут входить две различных по своему типу биографии, содержащие жизнеописания означенных выше героев-антагонистов. Объем сообщаемых в тексте биографических сведений в обоих случаях может колебаться, но эти колебания происходят, как мы заметили, не произвольно, а от минимума до максимума по известной структурной шкале. Соответственно, основное содержание конкретного жития-мартирия не может выходить за рамки той информации, которая содержится в полной (макси-) структуре, и быть меньше объема информации, заключенной в мини-структуре.
1.4. Модель и канон
Ни одно из рассмотренных мученических житий не содержит объема информации, представленного полной жанровой моделью. Существенно, что в конкретных произведениях «выпадают» не только отдельные элементы, но целые жизнеописания. Так, жизнеописание мучителя мы обнаружили лишь в цикле об убиении Бориса и Глеба, и то не во всех текстах, а только в Ск. и Лп. Автор Чт. опустил историю рождения и прочие сведения о Святополке. Его задачей было написание жития, в наибольшей степени отвечающего каноническим требованиям. Включение в текст жизнеописания Святополка вступало в противоречие с данной задачей. А потому следует отличать структурно-типологическую жанровую модель от канонической, то есть собственно канона, на который ориентируется агиограф.
Несомненно, в рассуждениях о жанровом каноне мученического жития есть определенная доля условности, но все же, на наш взгляд, видеть его следует в первую очередь в полном жизнеописании мученика и в конфликте классического типа, где герой жертвует своей жизнью за веру. Образ мучителя-иноверца при этом, как и положено, нарисован черной краской, однако его развернутое жизнеописание вне данного канона.
Есть ли среди рассмотренных жизнеописаний мучеников канонические варианты? Что касается Бориса и Глеба, то их подвиг смущал уже константинопольских иерархов233. Хотя старший из братьев и молится о том, чтобы «веру съблюсти»234 (Ск.), но, по справедливому замечанию исследователя, «вере Бориса никто не угрожал»235. Добавим: и вере Глеба. Подвиг братьев выразил не только идею религиозную, но более идею политическую236. «Автор “Сказания” <…> политическую доктрину покорности старшим князьям поднял до уровня Божественной заповеди»237. Междоусобные войны и преступления были главной внутриполитической проблемой в Киевской Руси. У великих князей не было возможности как-то реально им воспрепятствовать. В этих условиях резко возрастала роль христианской, нравственной установки и примера, которые, в частности, явил подвиг Бориса и Глеба. «Высокая мораль была
Аверинцев С. С. Жанр как абстракция и жанры как реальность: диалектика замкнутости разомкнутости // Взаимосвязь и взаимовлияние жанров в развитии античной литературы. М., 1989. С. 7–8.
См., например: Федотов Г. П. Святые Древней Руси. С. 40–41.
Сказание о Борисе и Глебе. С. 284.
Еремин И. П. Лекции и статьи… С. 20.
Тем не менее совершенно закономерно имя Святополка может вставать в ряд с именами иноверцев, внешних врагов, мучителей православных христиан. Например, великий князь Дмитрий Донской выступает «на злочестиваго Мамаа, втораго Святоплъка» (Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича. С. 212.) Равно как и всякий русский князь, «занявший» место мучителя, внешнего врага, может быть уподоблен Святополку. См., например, Олег Рязанский, ставший на сторону Мамая, – «Святополк новый» или «второй» (Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982. С. 18, 28, 77, 106, 143).
Еремин И. П. Лекции и статьи… С. 20.
