восседающих на узорчатых подушках, услышать их ленивые, небрежные речи, подметить краску гнева на гордом лице калифа.
«Прогнал калиф советников и позвал брата своего, Джафара.
– Говори, что делать.
– Если хочешь узнать, как живется простым людям, переоденься бедняком и выйди в город.
Калиф ответил:
– Я так и сделаю, а ты пойдешь со мной.
– Слушаю и повинуюсь, – отвечал Джафар.
…Горшечник Ахмет всю жизнь трудился от рассвета до заката. Знал: придет время, когда спина согнется и руки ослабеют, когда не сможет он лепить узкогорлые кувшины и широкие плошки, раскрашивать их белой и голубой краской, обжигать в печи. Тогда настанут черные дни. На эти черные дни и откладывал Ахмет деньги. Двадцать монет скопил.
Ночами Ахмет беспокойно ворочался с боку на бок, решая, что делать со своими жалкими медяками. «Зарыть в саду? Но я уже стар, могу позабыть место. Поставить метку? А если кто-нибудь догадается и украдет? Придется на старости лет просить подаяние… Отнесу-ка я деньги судье! У него на дверях – запоры, на окнах – решетки.»
Судья Мустафа был человек почтенный. Рослый, дородный, осанистый. В руках – цепкость, во взглядах – значительность. Выслушал Мустафа просьбу горшечника, пересчитал деньги. Вздохнул:
– И это все твое богатство?
Стыдно Ахмету стало, будто в чем провинился. Склонил голову. Под ноги себе невольно посмотрел – ковер узрел. На стены взгляд перевел – видит, и стены в коврах. Потолок – и тот коврами обит. А посреди коврового великолепия стоит судья, в парчовый халат облаченный, монеты по одной перебирает. Говорит, поучая:
– Аллах вознаграждает тех, кто трудится. Наверное, ленив ты, Ахмет, работы бережешься.
Посмотрел горшечник на руки свои загрубевшие, на белые пальцы судьи и ничего не ответил. Мустафа вновь взвесил деньги на ладони.
– Что ж, Ахмет, сберегу твое сокровище.
Низко поклонился горшечник, поблагодарил судью и поспешил домой, глину месить, лепить кувшины и плошки.»
Дамига умолкла, и Аминат осознала, что находится в шатре. Мысленно девушка успела побывать в мастерской горшечника и в доме судьи. А судя по тому, как ерзали на месте младшие дети, они до сих пор ощущали под ногами мягкий ворс багдадских ковров.
«Прошло время. Совсем сгорбился и поседел Ахмет. Глаза потеряли остроту, руки – сноровку. Перестали захаживать на двор Ахмета бойкие торговцы. Понял горшечник, что наступила старость и настало время забрать свои деньги. Отправился к судье.
За прошедшие годы Мустафа еще толще стал – парчовый халат расходится, борода на животе, как на подушке лежит. Улыбнулся судья – глаза превратились в узенькие щелочки.»
Одна из подружек Алии прошептала:
– Судья обманет Ахмета, да?
Никто не ответил.
Дамига склонила голову, будто прислушиваясь к далеким
