в Нацисткой Германии, индейцем мохом в Квебеке, сербом в Косово, мусульманином в Мьянме, католиком в Белфасте, русским в Чечне, Иисусом Христом в Саудовской Аравии…
Сколько я еще проживу, полностью отрезанный от цифрового кода, интегрированного в изуродованную реальность социума, придуманного мной?
И пройдет дождь, раскрашенный сорока днями пространственного очищения, и красивое станет – уродливым, а уродливое – красивым…
Я осторожно вдыхаю холодный запах спиленных утром сандаловых деревьев; мои зараженные ядом остывшей цивилизации вены, светятся соевыми проводами библейского промо-кода… Наш мир – виртуален… И люди, сидящие в четырехдверном кабриолете «Линкольн Континенталь», цвета морской волны, на холме, создатели Нового Мира – опять: поворачивают ручку на электрическом стуле – до упора, растворяя в ванной с серной кислотой изуродованное тело Джамаля Хашогги…
– Никогда не доверяй оборотням с Востока, Эй Джей, ты видел, что они сделали с Каддафи? Выжгли на его гениталиях: «Sic semper tyrannis».
«Мы – дети земли, Гийом…».
– Адьос, неудачник! Твои актеры стерты, Эй Джей!
Я играл вновь обретенным миром, в своих обесточенных шизофренией руках, словно игрушкой; менял высушенную IIIWW – реальность, как механическую головоломку Эрнё Рубика, перемещая себя в пространстве и времени…
Сегодня я был новым «лу ридом», пел под гитару гимны восточноевропейских политзаключенных, вынося оправдательный приговор Асии Биби и тусуя с Джо Кокером в модном кокаиновом клубе города Рино; выпуская амфетаминовый дым в лицо новорожденным детям; я выращивал авокадо на ранчо Спэн, обращенный в гавайскую рубашку и бейсбольную кепку «Детройтских тигров»; преподавал в школах Дар-эс-Салама, по черным венам которых, текло ртутное молоко безнадежности, пропагандируя новым «лютерам кингам» и «нельсонам манделам» – гомосексуализм и забытые культы бразильского спиритизма …
Завтра – отбывал тюремное заключение (шесть лет) в исправительной колонии «Мурлэнд», что расположена возле Донкастера, за незаконную сексуальную связь с несовершеннолетней (Красоткой Си); подметал полы за 660 марокканских франков в неделю… Тюремный парикмахер Фаррух, британец из Лондона, парийского происхождения, шепнул как-то раз мне на ухо, что таких как я, тут не любят, и что для меня уже готова заточка, которой мне перережут горло; мне рекомендовали постоянно оглядываться через плечо; заключенные мусульмане оказались единственные, кто встал тогда на мою сторону, предложив в обмен на свое покровительство – принять Ислам…
Окурок выброшенный из открытого окна четырехдверного кабриолета «Линкольн Континенталь», цвета морской волны, разбился о сухое лицо асфальта, на тысячи огненно-рыжих искр ангельских тел; опять – возвращая меня назад, в октябрь шестьдесят девятого, в день, когда «Улица Сезам» впервые вышла на телеэкраны,
