держись. – Артём кивнул появившемуся в дверном проёме Эликсу.
– Всё смолите, будущие импотенты? – Хозяин хлопнул по плечам Сабо и Артёма.
– А я два года назад в последний раз ходил, когда там Шевчук выступал, – сказал Ринатик. – Чё Шевчука на халяву не послушать?
– Знаете, почему Шевчук в политику полез? – вмешался Эликс. – Понял мужик, что ни вторую «Последнюю осень», ни вторую «Родину» он уже никогда не напишет – вот и решил поддержать былую известность таким дешёвым способом. Я скачивал последние его альбомы, это агония.
Стеклянные олени горели изнутри голубым светом, серебрили траву и плитку под ногами. Стояла ночь. Сквозь большие окна гостиная смотрелась мерцающим аквариумом.
– ЛГБТ, митинги, вот ведь делать им больше нехер! – доверил Сабо Артёму – тот уже отошёл в сторону – своё злое недоумение.
Артём приблизился к танцующим, коснулся голого влажного плеча извивающейся под музыку Наты. Показал пальцем в сторону кухни, затем, подняв его вертикально, изобразил единицу. Улыбаясь, Ната согласно затрясла рыжими кудряшками. Подплыла Яна и, ласково потрепав Артёма, крикнула:
– Поговорил с Эликсом насчёт отпуска?!
– Чё-чё?! – Артём осторожно приобнял Яну, не прекращающую дёргаться в такт механическому ритму.
– Поговорил с Эликсом насчёт отпуска?! – повторила она.
– Поговорю! – Артём попятился от источающих жар, отдающий духами и потом, девушек.
Ната поманила его за собой. Ловкими движениями бармена смешала в бокале водку и виски, прохрустела извлечённым из машинки льдом. Изящно раздвинула ледяные куски соломинкой, подала коктейль Артёму и упорхнула к своим. Артём с новым напитком развалился в кресле.
Парни и девушки то соединялись, то отталкивались друг от друга, как молекулы. Ринатик с Алонзо не возвращались – похоже, сцепились-таки языками на веранде. Когда подтаявший лёд в прозрачной жиже осел на дне, Артём обнаружил, что давно не смотрит на гостей, а смотрит то на колонну, то на чьи-то брошенные у телевизора босоножки – видимо, показавшиеся неудобными для танцев. На Артёма тоже никто не смотрел. На вписках в «Золотых полянах» ему случалось оставаться и одному. Многие чувствовали в нём не истинного друга Эликса, а карьериста-подчинённого, вроде Сабо. Кто-то, возможно, завидовал чересчур приближённому к Эликсу положению – всё-таки заместитель.
– Чужая сторона, – пробормотал Артём, не услышав себя.
После рюмки водки, первозданной, без примесей, он выбрел на улицу. Уже краснолицый Эликс обнимал Нату и подружку Ринатика Алину. Тихоня Настя, взявшая с собой увесистый, как семафор, фотоаппарат, снимала их. Ринатик и Алонзо разговаривали на ступенях.
– Слушай, мы сейчас с тобой поссоримся! – таращил свои близко посаженные грустные глаза Алонзо.
– Ну ты же не можешь внятно объяснить, с какого хрена он узник совести. – Высокий, словно у подростка, голос татарина оставался
