– то басом, то пискляво, и обязательно корча рожи. Вероника ждала, что же она выдаст. Она и говорит: – И тут он: «Мне нужна она. Две-три минуты – этого достаточно», – это было басом. Ну, хоть так, хуже, когда она пищала.
Смеясь, Вероника подошла к парню за стойкой, раскрыла перед ним меню. Не успела она открыть рот, как он свернул меню.
– Такое же передо мной, – сказал он. – Я давно пришёл.
Перед ним и правда было меню, вот только чуть правее и он прикрыл его рукой.
– Хорошо, – начала она, – вам пиво или что покрепче?
– Я хочу есть. Это вы исключаете? – Он говорил негромко. Но хамил.
Он не выглядел бедным, скорее, напротив, но даже небольшой опыт работы убедил её в том, что скидки по вкусу всем.
– Закажите наши бургеры, они всем нравятся и на них акция, – сказала она.
– Может, я сам разберусь, – отрезал он.
Она начала нервничать. Ты всё сделала правильно, говорила она себе. Протянула меню. Он сидит за стойкой бара, хотя полно свободных столиков – предложила выпить. Потом, предложила бургеры. Их велят предлагать всем – на них акция! Всё верно. Он – просто хам. Просто гадкий, вредный человек. Она смотрела на его сапоги, куртку. Ему было лет тридцать. От него приятно пахло, запах манил её. Почему все красавчики такие мерзавцы?
Он смотрел в меню. Ресницы густые-густые.
– Ладно, мне пиво.
Он взглянул на неё:
– Скажите, какой Стаут мягче из тёмных, и… – Он ткнул пальцем в меню, указал на красный Эль: – Что за композиция у этого?
– Это Эль, – сказала она, сама не зная зачем.
– Я знаю. Я спросил, каков он?
– Нет, вы подумали, это Стаут, – продолжала она. – И ещё вы спросили, какой Стаут мягче из тёмных – они все тёмные, это же Стауты!
Он рассмеялся. Какие у него были губы! Едва не красные, за ними белые зубы, ровные и красивые. Наверно, плохие, подумала она. Часто ровные и белые зубы – это только фасад, приглядишься, к половине приложился кариес.
– Я беру этот. «Old speckled hen», – сказал он с чисто американским акцентом.
Хотя, она училась на переводчика, и преподаватели заставляли её корчиться перед зеркалом, чтобы поставить звуки, услышав такое произношение в речи русского человека, она не могла не рассмеяться. Ишь, как старается – бросилось в голову. Да ещё и мама в таком случае всегда говорила – выламывается. Дичь, конечно, деревенская дичь, а вспомнишь – смешно. Вот и теперь рассмеялась.
– Что смешного? – бросил он.
– Ничего. Вы говорите на английском, как наш препод. Он завкафедрой на ин. язе и ему девяносто лет. Уж у него-то было время поставить звуки!
– Да? Значит, как дед девяносто лет? Отлично, сочту за комплимент, а вы значит, студентка, молода и красива…
Должно быть, это был сарказм. Она упрекнула себя за надежду на то, что понравилась ему.
– Что ж, тогда скажите, что значит «Old speckled hen?» –
