слез. Крутилось в голове жесткое: шел бы ты!..
И ничего ни поправить, ни изменить, казалось в тот момент. Всего-то два года назад, когда взял на шабашку, сын ловил каждое слово, копировал жесты, задавал вопросы. Порой глупые, насмотревшись героических фильмов. Про войну хотел вызнать. А он не проникся тогда тем, что Ванюха уважение проявляет, ответил грубо: «Да будь она проклята! Это же…» Цукан слов не мог подобрать, крутились только матерные. Отмахнулся.
Сын не сдавался. Вечером после ужина, под чай, который заваривал Цукан собственноручно, встрял в неторопливый разговор с Анной со своим пацанским:
– Но у тебя же орден был?
Он приподнялся со стула, буркнул что-то похабное и не стал ничего пояснять. Да и как пояснить. Обида жгла без срока давности. Треск раздираемой ткани, перекошенное от гнева лицо особиста, жесткие пальцы, срывающие орден Славы вместе с куском гимнастерки на груди. Как передать ту обиду, которая словно клеймо от раскаленного железа, казалось ему не уйдет никогда. А главное, как перебороть свое «не хочу», пережитый позор и рассказать сыну честно, как вляпался в это дерьмо.
Глава 2. Война
Поселился Аркадий Цукан на улице Коммунистической в гостинице «Урал» в одноместном номере с телефоном, подхлестывая себя привычным: «Не ссы, Аркаша! Все будет абгемахт!» Нужно срочно решать с самородком. Давний знакомый Баранов, которому помог в военные голодные годы, когда приезжал в отпуск с фронта, выбился в большие люди, стал директором кондитерской фабрики. Он не раз намекал, что у него родственник, надежный мужик, занимается зубными протезами и готов хорошо заплатить. Самородок в двести восемьдесят граммов тянул тысяч на двадцать. Это и дом, и машина. «Волгу» можно купить, но слишком пафосно, а вот «москвич» приобрести в самый раз.
Денег хватало. С заработанными в артели Цукан мог не один год жить в номере с ванной и телефоном, если, конечно, без баловства. Он даже купил толстую тетрадь в клетку и написал крупно на первой странице «Записки русского солдата». Но затем зачеркнул слово «русского», вспомнил про татарина Еникева, спасшего ему жизнь, и армянина Жорку, фамилия не запомнилась, помнилось только носатое щетинистое лицо и его хрипатое: «Алкаша, помочь нужна».
Вспоминалось то давнее нелегко, натужно, пропали разные мелкие подробности, которые нужны в таком серьезном деле. Аркадий хотел рассказать сыну про орден. Однако возникло множество вопросов, непонятностей: почему стал танкистом, почему в Прибалтике? Он никак не мог подступить к главному, что было в те первые месяцы с момента объявления войны. Решил писать просто и без затей, как когда-то при составлении отчетов на лесоторговой базе, где пусть недолго, но поработал начальником.
Водители в автороте, когда узнали, что Цукана командируют вместе с новеньким автобусом в распоряжение авиационного медсанбата, позавидовали.
– Аркашка-то парень везучий. Спиртик, медсестрички ласковые… Повезло.
Приехал с сопровождающим офицером на
