своим умением критиковать всё и вся и частыми недовольствами. – И ещё: предупреди Стасика. Увижу его в таком вот виде, – Бережной кивнул на Мишу и Гену, вилявших по дорожке к бараку, – пусть пеняет на себя.
– Да говорил я ему уже, – пожаловался Кирьянов беспомощно и жалко одновременно. – Разве Стас послушает? У него от колхоза стресс.
– Зато у Горобовой никакого стресса не будет, если она выведет их на чистую воду. А ведь она выведет, ты её знаешь. Так что предупреди Доброва ещё раз.
– Ладно, – пообещал Толик вяло. – Только вы, Рудольф Александрович, чем на пацанов давить, лучше бы с поварихой поговорили. Если не будет предложения, спрос сам по себе отпадёт.
Преподаватель, оглянувшись, проговорил тихо, с присвистом:
– Слышь, Кирьянов, такими фразами ты будешь разговаривать с Владимиром Ильичом на уроках политэкономии. Со мной – не надо… Отмахнувшись тогда, теперь Бережной подумал, что вовремя удержался и не припугнул Марию Николаевну, а то где бы теперь брать спиртное для подобревшего вмиг фельдшера?
– Только я вас прошу, Николай, об одном: ни единой душе не говорите о том, что я купил вам самогон. Мне и без того хватает среди коллег доброжелателей, – не то приказал, не то попросил Бережной.
Фельдшер весело подмигнул и прижал указательный палец поперёк губ:
– Я чё ж, не понимаю? Таких говнюков везде па-ално. Ты, москвич, не перживай: я – могила. – Мужчина протянул руку. Обменявшись рукопожатиями, они договорились не «выкать».
– Ну, вот и ладно. И ещё одна просьба: будем ехать через Астапово, тормозни на минуту у крайнего дома.
– Это какого такого? – морщины на лбу шофёра превратились в складки.
– Самый крайний, с кружевными наличниками и голубыми ставнями. Такой ухоженный он у вас – один, – объяснил Бережной, мысленно вспоминая уютный домик.
– Ты про Гитлера в юбке? – фельдшер чуть не въехал в яму. Машину резко дёрнуло. Мужик матюгнулся.
– Смотри на дорогу, лихач, – Рудольф Александрович еле сдержался, чтобы не обозвать попутчика погрубее. – Козлёнка мы ей привозили сбитого, так я забыл там кое-что. Понял?
– А-а. Ну понял, понял. – Деревенский житель вырулил на ровную трассу. – Про историю с козлёнком он, фельдшер, не мог не знать. И всё же широко улыбнулся: – А то я уж подумал, что ты к незамужней немке решил подкатить.
В словах этого пьяного и небритого увальня сквозили пренебрежение и насмешка. Рудольф Александрович снова промолчал, с трудом заставляя себя не сорваться. Но через некоторое время, уже взяв себя в руки, не выдержал и заговорил ровным тоном, каким часто разговаривал с провинившимися студентами. Говорил и подспудно удивлялся: они-то – глупые дети, а тут – взрослый мужчина, а такое городит, слушать стыдно!
– А если даже Адольфа мне и понравилась, то что? Она такой же человек, как ты, я и сотни других. И даже миллионы…
Разговор тяготил
