галерея. Она была в два раза выше коридора и в сто раз светлей. Полукруглый потолок ее украшали лепные орнаменты и барельефы на охотничьи темы. Правая стена состояла из окон, тянувшихся от пола до потолка, снаружи в них сочился ненастный серый свет и создавал атмосферу легкой грусти.
Перед окнами на мраморных подставках стояли женские и мужские бюсты с античными прическами и обрубленными руками. Вероятно, это были второстепенные божества, имен и заслуг их никто теперь не знал. Они с равнодушной усталостью смотрели на противоположную стену, которую заполняли тропические растения-ползунки и цветущие орхидеи. Наверное, бюсты мечтали иметь руки и ноги, чтобы бродить вдоль галереи, любоваться на лепнину и рвать цветы. Джоан показалось – они проводили ее завистливыми взглядами. У нее есть то, чего нет у них, выходит, она удачливее небожителей.
Галерея заканчивалась такой же аркой, какой и начиналась, за ней открывался зимний сад – прекрасный, как уголок Эдема. Джоан меньше всего ожидала увидеть его в мрачном чреве Милтонхолла. Она ахнула и застыла, оглядываясь с удивлением и недоверием, будто ожидала, что вдруг возникшая красота вот-вот исчезнет.
Не знакомые, буйно разросшиеся экзотические растения заполняли его, и было заметно, что они чувствовали себя на чужой земле как дома. Между ними стояли мраморные статуи – в полном комлекте, а не в усеченном, как в галерее. Статуи пребывали в добром настроении и благодушно улыбались. Все они были чем-то заняты: кто собирал виноград, кто играл на лире, кто танцевал.
В одном уголке росли деревья, увешанные ярко-желтыми шарами лимонов, и шептал струями фонтан. Весело чирикали птички, перелетая с ветки на ветку. Птицы чирикают, когда счастливы. Да, этот сад – островок счастья.
Лесенка с ажурными перилами вела на увитую лианами балюстраду, посередине сада стояла круглая беседка без крыши. Внутри ее – диван, уложенный подушками, и стол с чашей, полной самых разных фруктов, прибывших как из рога изобилия. Воздух полнился ароматами – вкусными, далекими, непривычными. Так пахла бы Испания…
Невозможно было не задержаться здесь. Джоан наклонилась рассмотреть крупный, красный, круглый цветок, не походивший ни на георгин, ни на маргаритку – постоянных жителей английских садов. Лепестки его свободно раскинулись в разные стороны, и напоминали растрепанную розу. Обычно роза одета в лепестки, плотно прилегающие друг к другу, как юбки порядочной дамы. Красный же цветок не признавал чопорной упорядоченности в одежде и походил на пышные, струящиеся волнами подолы танцовщицы фламенко.
– Как же он называется? – спросила вполголоса Джоан, ни к кому не обращаясь. Она думала, что рядом никого нет.
– Гибискус, – послышался низкий, хриплый голос совсем близко.
Она выпрямилась, обернулась. И постаралась не вздрогнуть: поодаль стоял тот самый горбун, который недавно подарил ей бархатную розу – она все еще стояла у Джоан в спальне. Уродливое тело
