style="font-size:15px;"> – Он сказал, он сказал, он сказал.
Надо заметить, тем не менее, интересную позицию Корделии:
– Несмотря на то, что она знает, что по фундаменту: жена да прилепится к мужу, могла не говорить этого в решающий момент деления наследства – тем более, что:
– Его еще и не было на самом деле, а только предполагалось, что так будет!
Обычно так не делается, ибо:
– Об этом потом поговорим.
Но и сам Король Лир лезет в амбицию на пустом месте:
– Дочь и должна уйти от него к мужу – если будет.
Вряд ли он возмутился именно потому, что Корделия полезла с этим возможным мужем раньше времени – могла и помолчать. Но именно в этот момент присутствия бога на этом разделе имущества, она и воспользовалась случаем попросить себе мужа именно у:
– Бога.
Вмешательство богов и других потусторонних сил – обязательно у Шекспира, как подача материала именно в 2-х временах:
– От Героя и от Автора.
Толстой делает также, так как иначе не получится, но сознательно принять не хочет, что не один он здесь распоряжается, даже в своем художественном произведении.
И кстати Король Лир сразу выигрывает для своей любимой дочери Корделии, которая только что отказала ему в единоличной любви – жениха, именно:
– По его любви, – ибо герцог Бургундский отказывается взять Корделию без приданого, а король французский берет ее – значит любит.
Ибо иначе получается, что человек:
– И так, без участия в суете Жизни, знает, что и как, и ему не надо применять конкретику жизни, что для даже:
– Угадывания правды, – ибо, как узнать, кто любит? Если не только так, как сделал Король Лир:
– Кто возьмет ее без всего, – как и во всех классических сказках.
Толстой, значит, считал, что можно и так просто ляпнуть:
– Их либэ дих, – ибо всё равно мы никого по-настоящему не любим, кроме, как в азарте проиграть свою усадьбу.
Получается, что именно Толстой, а не Шекспир, принимает Жизнь только за:
– Игру Теней, – однако.
Шекспир своими перспективами же указывает:
– Не один медведь здесь, на Земле, хозяин, и именно Жизнь нужна для того, чтобы разобраться:
– Как быть дальше, – думать, не гадая, в берлоге – не получится ничего.
Хотя Толстой, возможно, и думает:
– А ничего нового после бога и придумать нельзя. – Это явная ошибка, ибо человека бог создал не просто так, а как инструмент дальнейшего осуществления своих замыслов.
Толстой осуждает напыщенный язык Короля Лира, но не принимает во внимание, почему он такой:
– Король – это именно тот, кто только то и делает, что вещает:
– Вещает, однако, слова бога. – Он только трансформатор, и этой напыщенностью объясняет:
– Не я, а бог
