строительства, а затем распространенный на другие формы совещательной речи, он позволяет разумно ее организовать (избавиться от митинговой стихии, с одной стороны, и от «давления авторитетов» на принятие решения – с другой), превратить разрозненных людей в спаянный общим делом коллектив» [Рождественский 1985: 11 – 12].
Таким образом, филологически демократический централизм – это принцип сочетания видов словесности в советской культуре. Исторически он проявляется в различном «удельном весе» этих видов. Этот принцип реализуется в правилах соотнесения в различных публичных ситуациях устно-речевой ораторской стихии со стихией письменно-деловой. Устно-речевая стихия воплощается в ораторской практике, главным образом в совещательной речи, которая необходима для выработки коллективных решений, для организации выборов сверху донизу. Дискуссия, полемика, обсуждение, критика в широком смысле (проработка и самокритика в том числе) – формы этой речевой демократии. Принцип подчинения меньшинства большинству возник из этой ораторской митинговой стихии. Письменно-деловая стихия воплощается в документе как виде словесности, управляющем деятельностью. Документ необходим для централизованного руководства массами, для становления партийной дисциплины и контроля над ней, для исполнения демократически выработанных решений. В разных речевых ситуациях, в зависимости от жанро-видовых форм публичной речи (митинг, демонстрация, собрание, совещание, конференция, пленум, съезд и др.), роль и «удельный вес» этих компонентов могли изменяться. Но при этом документный компонент был более важен и не мог становиться абсолютно ритуальным, как ораторский компонент.
Итак, советская этически совершенная речь, выстроенная в соответствии с принципом демократического централизма (реализующем в этосе принцип партийности) должна была отвечать двум условиям.
Во-первых, она должна была пройти обсуждение, хотя бы формальное, и получить одобрение большинства. Другими словами, она должна была пройти партийную цензуру. Причем партийная цензура носила превентивный характер, поэтому речь, становящаяся публичной, т.е. допускаемая к аудитории, уже в силу этого обладала партийностью и потому приобретала влиятельность.
Во-вторых, речь аксиологически и функционально приобретала статус документа и соответственно воспринималась аудиторией. Формально это, как правило, реализовалось соответствующим удостоверяющим реквизитом (виза, подпись, печать, резолюция и т.п.).
Поэтому советская этически совершенная речь 20-х и особенно 30-х годов – это всегда речь не с индивидуальным, а с коллективным авторством (по крайней мере, мнение автора должно быть обсуждено и согласовано). Разумеется, здесь мы говорим об идеальной (с точки зрения советского этоса) речи, в действительной же речевой практике встречались разнообразные варианты и модификации этого идеала. Модифицировался этот идеал и с течением времени. Этические
