этот факт в отечественной православной словесности обратил внимание о. Андрей (Кураев): «Ни проповедь Стефана в день его мученической кончины, ни обращение Петра в день Пятидесятницы не содержит ссылок на Нагорную проповедь. Павел и Иоанн формулируют керигму, не обращаясь не только к учению, но и к жизни Иисуса». И далее Андрей Кураев пишет: «Евангелие Христа… несет Весть о Личности, а не о концепции.… И в общении со своими учениками Христос не приводит доказательств, не требует от них умственного напряжения, не рисует им системы мироздания или религиозной жизни. Он проповедует не Свои убеждения, а Себя Самого».[15]
В определенном плане можно сказать: важно не чему учит Учитель, а то, кем он сам является. «За кого они почитают Меня?», – спрашивал Христос своих учеников. И это понятно, если учесть то, что вхождение в святость совершается через Христа, за счет преодоления противостояния духовного и телесного. А в таком случае практика христианской аскезы, а точнее, овладение навыком этой практики является куда более важным, чем эрудиция и риторическая подготовка. Порок современных религиозных школ любого уровня состоит в подмене идеи святости идеей учености. И очень заблуждаются те священнослужители, которые полагают, что в связи с возрастанием количества образованных людей в России, им также необходимо становиться более «учеными». Таким заблуждающимся профессор Воронежской Духовной Семинарии П. Никольский советовал следующее: «…чтобы полемика апологетов православия привлекла к себе внимание интеллигенции, необходимо, чтобы она кроме своих литературных и научных достоинств, не была оторванною от жизни. Мало написать толковое опровержение лжи, надо на деле, в жизни показать значение истины… Для этого не нужно быть богословом, а нужно быть только христианином с живою верой… В своей жизни, на деле, а не в одном слове, мы должны показать, что мы христиане и что наше исповедание самое чистое и святое» [7, с. 14]. <…>
В Русской Православной Церкви из святителей (епископы, канонизированные как святые) прославлены те, которые отличались подвижнической жизнью, а не преуспели в догматических дискуссиях (можно назвать такие имена, как Тихон Задонский, Митрофан Воронежский, Димитрий Ростовский и т. д.). <…>
Готовность православного человека воспринимать веру, прежде всего, через жизненный и духовный опыт ее подвижников неоднократно уже отмечали исследователи русского менталитета и русской религиозности. Так, Д. А. Хомяков заметил, что «священники – хозяева, пчеловоды, врачи, учителя и т. п. – представляются крестьянам делающими дело, может быть, и хорошее, но не священническое». По его мнению, «Церковь «дремлет» не потому, что у ее изголовья не стоит патриарх и не потому что нет соборных заседаний, а также не потому что приход не является юридическим лицом и не может приобретать имущество на свое имя и распоряжаться храмом как собственностью, а вследствие того, что народ желает иметь «пастырей добрых», то есть таких, которые «полагают душу за овцы», и это желание проявилось
Диак. Андрей Кураев. Традиция… C. 107.
