две коровы, хрюкают свиньи – все они давно переписаны. Еще во время войны скотины было больше, но ее или забили, или отдали на неопределенный срок, чтобы избежать обвинения в кулачестве, мироедстве и связанными с этим местами, не столь отдаленными. Достаточно наслышаны с другой стороны Чудского озера, какие репрессии могут свалиться на голову за излишнюю хозяйственность.
И вот теперь милиционер приказывает предоставить радиоприемники. Никогда не знаешь, откуда ждать опасности.
Перед тем как попасть в комнаты, надо подняться по деревянным ступенькам на широкую площадку – в сени. В углу – верстак с тисками и плотницким инструментом, рядом с дверью – лестница на чердак, в другом углу – помойное ведро. Милиционер все внимательно оглядывает, запоминает. Сапоги вытирают о чистый мат, лежащий на городской манер перед дверью. Открыв ее, сразу попадаешь в кухню – возле двери хозяйская постель, отгороженная от остального помещения ситцевой занавеской. Большая плита, на которой готовят еду, а зимними холодами варят и пойло для скотины, в другое время эта вонючая процедура происходит в банном котле. Обеденный стол длинный, если потесниться, за ним уместится вся семья, но обычно тут трапезничают по очереди.
В центре дома огромная русская печь, которая топится из кухни – в устье печи помещается горшок с варевом, туда же на деревянных лопатах-садниках сажают в печь хлеб. В углублении перед устьем плита – шесток, возле которого возится жена старшего брата Таисия с большим животом. Печь только затоплена, в кухне пахнет дымком. На широких полках под потолком, воронцах, мешки с луком, рыболовные снасти. Средняя комната – помещение чистое, туда выходит глухая теплая стенка с лежанкой, на которой болтают ногами два ребенка в одних рубашонках. У стен с окнами – кровати, та, что против двери, загорожена одежным шкафом. Задних комнат три – большая и две узенькие каморки. Внутренних дверей нет, только
занавеси.
Скудная мебель предназначена для первоочередных нужд – длинная лавка, табуретки, письменный стол, керосиновые лампы. Электричество к дому не подведено. На комоде стоит громоздкий приемник, рядом круглая черная тарелка – жестяной громкоговоритель – и большая батарея, встроенная в деревянную раму, заряжать которую ходят в деревню.
– Так, значит… Ну и где настоящее радио? – спрашивает Раймонд.
– Какое такое настоящее? – изумляется Богдан. – Это «Филипс»… что – не нравится?
– Ты со мной не шути, – сердится Раймонд. – Спрятали? Я ведь могу и обыскать дом. Найду – мало не покажется.
– Еще есть на чердаке, – признается Богдан.
– Показывай…
Первым наверх лезет Эдисон Васильевич.
На чердаке в потемках возится Серафима, снимает со стропилины березовый веник, один из последних, оставшихся с прошлого года.
– О-о, Серафима Архиповна, приветствую вас! – говорит Эдисон Васильевич и подмигивает девушке.
Под тяжелыми шагами в воздух поднимается пыль. Эдисон Васильевич громко чихает.
