потом! – парень уже не сидел, а стоял, пританцовывая на месте. – Если я кого-нибудь поймаю, то я должен на ощупь определить – кого.
– Чтобы не ошибиться, тебе сначала надо перещупать всех без повязки, а до этого, как мне кажется, далековато, – срезала его Алла, еще и припечатала: – Жмурик, – его так потом все стали называть.
Подоспел чай, который Механик заварил, не скупясь высыпав пачку индийского чая. По кругу пошла банка с вареньем.
Сергей принес гитару и они с Манецким, вспоминая студенческие годы и такие же поездки на картошку или в стройотряды, спели несколько песен тех лет. «Москву златоглавую» и «Госпожу Удачу» пели уже все вместе, нескладно, путая иногда слова и не особо прислушиваясь к аккомпанементу, но от души, с вскриками и всхлипами и очень довольные тем, что нашлась еще одна ниточка – любимые песни, связавшая их всех.
– А слабо сбацать о конусе? – подначил Манецкого Сергей. – Только струны не порви, – добавил он, когда Манецкий после некоторого раздумья потянулся за гитарой.
Манецкий встал, повернулся зачем-то спиной к собравшимся, напрягся и, резко ударяя по струнам и отчаянно хрипя, прокричал:
«Что за черт, третий день
Магазин на замке,
Льется дождь,
А во рту моем сухо,
В сапоге моем грязь,
А начальник, вот мразь!
Все гунявится, сука, глухо.
Хоть раз еще скажет,
Конусом назову.
Пусть перерыв объявит!
Картошкой замахнусь,
Я замахнусь,
Я замахнусь.
Начальник – конус!»
– Почему конус? – поинтересовалась Марина, когда все отсмеялись.
– Вот народ! – воскликнул Сергей. – Что нехороший человек – редиска, никого не удивляет, а что начальника в запале и, обращаю ваше внимание, за дело конусом обозвали – удивляет. Как же его обзывать, если это наши студенты-математики сочинили, они так видят нехорошего человека. И вообще, вместо слова «начальник» в оригинале было «Борецкий». Он тогда на картошке начальником над студентами был. Но я Виталика не осуждаю, на подрыв авторитета факультетского начальства мы не пойдем. Кстати, – хлопнул он себя по лбу, – мы забыли о «Машке»!
– «Машку» мы не вытянем, – остудил его пыл Манецкий, – для нее нужны задорные девичьи голоса.
– Я знаю слова, – захлопала в ладоши Вика, – и задор гарантирую.
– И я знаю, – неожиданно произнесла Алла.
– Откуда? – удивился Манецкий.
– Слышала один раз, незабываемые впечатления. Представляете, славная тридцатилетняя годовщина разгрома немецко-фашистских полчищ под Москвой, студенческий военно-патриотический слет на месте боев, начало декабря, большая заснеженная поляна в лесу в окружении наскоро поставленных палаток, группа почетных гостей из институтского руководства помоложе и представителей райкома. Выходят по очереди агитбригады с разных факультетов, такие аккуратные
