в зеркале» (1934) Сомов записал в дневнике: «Этюд вышел отличный, под van der Meer’a Delft’ского, как я шутя писал Анюте. Я доволен – м[ожет] б[ыть], это мой лучший в жизни этюд с натуры»[125].
Об этюде головы художницы В.И. Будановой (1933), летом жившей вместе с другими молодыми художниками в доме Сомова в деревне Гранвилье, он заметил: «Сегодня мне позировала не больше часа Валерия Ивановна [Буданова] для отражения спиной в зеркале над камином – отражение головы и плеч – van der Meer van Delft – но [не] тот, но не тот!»[126] Об одном из произведений 1927 г. Сомов писал: «Моя акварель – дама перед зеркалом – мне нравится: разумеется, это ни van der Meer, ни Teborgh! Но мило по краскам и по технике. Невольно я думал все время о van der Meer’e и какое бы чудо у него вышло из такого сюжета»[127].
Подражание Вермееру и Терборху потребовало от Сомова пересмотра некоторых основ своего искусства. Одним из элементов новой концепции сомовского творчества было возвращение к живописи с натуры, чего художник долгое время избегал[128]. Он стремился постичь секреты старых мастеров и, надеясь, что они откроются в процессе работы, старался приблизиться к их манере. Кроме того, Сомов внимательно изучал искусство ценимых им художников на выставках и по воспроизведениям, как это было с М.-К. де Латуром[129]. Осмыслив новые впечатления от творчества французского портретиста, Сомов писал сестре: «…тренируюсь для того, чтобы, если случайно кто-нибудь закажет мне портрет, попробовать делать быстрые этюды, которые служили бы материалом для портрета. Весь же портрет, да к тому же заказной, работать с натуры ужасно мучительно и для меня, и для модели. Хочу возобновить старый способ писать портреты, как делали Латуры и почти все мастера прошлых времен»[130].
Под тренировкой, о которой говорит Сомов, следует понимать серию пастельных этюдов, сделанных им в Гранвилье летом 1928 г. Художнику позировал его любовник М. Г. Лукьянов; по этим не вполне завершенным листам[131] еще сложно определенно судить о следовании Латуру, однако последовавшие работы свидетельствуют о стремлении перенять манеру французского мастера, добиться свойственных ему точности линий при несколько большей резкости в передаче светотени. Речь идет, помимо прочего, о созданных в том же году портретах торговца старым искусством А. А. Попова и целой серии автопортретов. Сомовское стремление следовать Латуру не связано с перенесением в пространство портрета ни предметных реалий XVIII в. (что характерно для произведений самого Латура), ни чего-то, что каким-либо образом замещало их. В целом художник не изменяет схеме, выработавшейся еще в России, изображая лишь лицо модели.
М.-К. Латур был не единственным французским художником XVIII столетия, на чью манеру ориентировался Сомов. Он по-новому осмыслил искусство Ф. Буше. Весной и летом 1933-го Сомов работал над серией акварелей, которые характеризовал в дневнике как «à la Boucher, но Boucher masculin[132]»[133]. При работе Сомов пользовался набросками, сделанными с обнаженного
Запись от 5 сентября 1934 г.
Запись от 3 сентября 1933 г.
Записи от 11, 12 и 13 ноября 1927 г.
Запись от 12 декабря 1927 г.
В 1928 г. Сомов приобрел только что вышедший каталог-резоне произведений Латура и долго изучал его: La Tour, la vie et l’oeuvre de l’artiste, catalogue critique par Georges Wildenstein, l’oeuvre de l’artiste en 268 héliogravures. Paris: Les beaux-arts, 1928. См. об этом запись от 3 июля 1928 г.
Письмо от 23 августа 1928 г. Сомов К. А. Письма и дневники К. А. Сомова // Константин Андреевич Сомов. Письма. Дневники. Суждения современников. М., Искусство, 1979. С. 341–342. «Пожалей своего маленького Латура!» – требует художник у сестры в другом письме, от 10 ноября 1928 г. Там же. С. 345.
Речь идет о трех портретах М. Г. Лукьянова. Все они находились в составе коллекции Б. М. Снежковского и были проданы в ходе ее распродажи в 2007 г. Созданные в одной и той же технике, эти листы различаются размером.
Мужской (франц.).
Запись от 8 мая 1933 г.
