понапрасну чесать: многое тогда будет по-иному. Какая там, к дьяволу, Пулитцеровская премия! Я тебе так даже скажу… Разум – значительно выше, чем неуправляемый интеллект! Играя словами вообще, можно получать куда много больше, чем чье-то обрадованное ухо.
В последнем высказывании усматривался плохо закамуфлированный отсыл. И я даже догадался – куда. А именно: Федосей явно отсылал к знаменитым словам Александра Сергеевича[1] – о некоторых особенностях рыцарской лирики периода развитого феодализма; я не раз слышал их, будучи студентом. Также я догадался, что данный прием не что иное, как попытка сравнения двух эпох – сопоставления двух разных культур, желание показать более размеренный ритм и менее прагматичный взгляд прошлого. Все это я тотчас высказал вслух. И даже, как смог, процитировал источник.
Федосей посмотрел с каким-то подозрительным уважением:
– В литературе сечешь? А может, ты это, того… сам журналистом стать хочешь?
Я сказал, что нет, не хочу, осторожно заметив, что в литературе да – действительно чуть разбираюсь. Федосей, как показалось, перевел дух свободнее.
– Правильно! Ты, как я погляжу, глуп. А у нас таким сложно… Кстати, до сих пор не знаю твоего имени.
– Моя фамилия Велес, – произнес я на манер знаменитого «Бонд, Джеймс Бонд!», и сделал рукой жест, по идее обязанный что-то обозначать.
Однако, вопреки ожиданиям, на лице Бабахова не дрогнул ни один мускул. Из чего выходило: либо фамилия ему и впрямь незнакома, либо нервы оппонента слишком крепки. Придав себе еще крохотку важности, я продолжил.
– Понимаете ли, я провожу расследование. Выясняю, так сказать, все обстоятельства, приведшие к смерти Антона.
– Угу, господин Велес, – Федосей сладостно ухмыльнулся. – Свежа говядина, да варится как-то с трудом. Ты мне про ментов только не вкручивай! У тебя вон, высшее гуманитарное из всех щелей лезет. Увы…
Он оказался не так далек от действительности, отчего спешно пришлось перестраиваться.
– Частное расследование, – уточнил я. – Наше детективное агентство…
Однако я был опять остановлен – на сей раз раскатом неудержимого смеха.
– Ха – детективное агентство! Мы сейчас что, ток-шоу снимаем? Эй, оператор, ау!.. Ты где-нибудь за пределами своего телевизора много слышал о них?
Вопрос, который включал в себя утверждение, вернее – утверждение, прячущееся за вопросом, показалось мне не лишенным должного основания. И в самом деле: вспоминая сейчас свои городские прогулки, я никак не мог оживить в памяти хотя бы одну, в ходе которой на глаза попалась такая табличка. Но раз я не имел права вмешивать Олега, как-то надлежало выкручиваться?
– Это не совсем детективное агентство, – еще раз уточнил я. – Дело, собственно, в том, что все мои действия подчинены просьбе одного из родственников Антона, которому, по совместительству так сказать, я прихожусь другом.
– Чьим
Вот эти слова: «Когда в XII столетии над небом полуденной Франции отозвалась рифма в провансальском наречии, ухо ей обрадовалось: трубадуры стали играть ею, придумывать для нее всевозможные изменения стихов, окружили ее самыми затруднительными формами».
