работники. Больше Надежда их не видела. Никогда. Позже она узнала, что той же ночью арестовали отца, а спустя два дня забрали и мать. Дед, поехавший в Ленинград, безуспешно пытался что-то выяснить, пока один из пациентов отца, работавший в горкоме партии, не посоветовал ему вернуться в Петергоф и ждать. Много лет спустя Надежда узнала, что вынесенный отцу приговор «десять лет без права переписки» означал расстрел, а первое письмо от матери пришло через несколько лет из Сибири, куда она была сослана.
Девочка плохо понимала, что творится кругом, но твердо помнила наказ бабушки никогда и никому не сообщать о родителях: «Ни в каких анкетах не пиши, самой близкой подружке не рассказывай, что твои родители враги народа. Сама не сообщишь – никто о тебе ничего не узнает. Пиши и говори: сирота, мол, живу у бабушки с дедушкой – у нас ведь другая фамилия, Васильевы, и ты по матери Васильева. А если, паче чаяния, кто чего узнает, то говори: не знала я, мол, ни о чем, мне дед с бабкой ничего не сказали».
Они переехали в Ленинград – в район, где у них не было знакомых. Никто – ни в школе у Нади, ни во дворе – ничего не знал. Боязнь сболтнуть лишнее сделала девочку замкнутой и нелюдимой, но училась она хорошо, каждый год бабушка переписывала оценки из табеля внучки и тайком отсылала их в письме к дочери, отбывавшей ссылку в далеких таежных краях.
Война на несколько лет разрушила хрупкую связь с матерью. Надя с бабушкой в июне сорок первого уехали к родным в Астрахань и домой вернулись только после снятия блокады. Дед, оставшийся в Ленинграде, голода не пережил. Пока девочка была мала, они с бабушкой тянули на небольшую пенсию, но после седьмого класса Надежда устроилась на завод, где работал ее покойный дед до того, как несчастный случай сделал его инвалидом.
Мастер Василий Петрович – дядя Вася – был когда-то хорошим другом их семьи, но после ареста Семена и Варвары Малининых эта дружба сошла на нет. Надежда хорошо помнила, как дед со вздохом говорил бабушке: «Что поделаешь, время такое – у всех семьи, все боятся. А Вася еще к тому же член партии». Тем не менее, теперь дядя Вася сразу взял Надю под свою опеку и в первый же день ее появления на заводе имел с ней долгий и обстоятельный разговор. Он много говорил о том, что не нужно бросать учебу, а следует теперь же отнести документы в вечернюю школу, а потом как бы невзначай спросил:
– Ты анкету в отделе кадров еще не заполняла?
– Нет, дядя Вася, они сначала послали, чтобы с вами побеседовать.
– Что ж, и побеседовали. Теперь иди – заполняй. Пиши все, что о себе знаешь – дед, мол, и бабка из пролетариев. Родителей ты, конечно, плохо помнишь – мала была еще, когда они погибли. Так что про них ты ничего больше и не пиши. Ясно?
Их взгляды встретились, и девочка, поникнув головой, прошептала:
– Да, дядя Вася.
В автобиографии Надя написала лишь, что ее родители работали врачами
