лепечет.
– Как не может? – не понял я.
– Я же говорю, имперский-то толком не знал. Ну, а как понял, заорал – прихлопну, мол, как муху – и отоварил поганца!
– Понятно. А тут из-за угла местные красавцы и вывалились. Зачем, мол, маленьких обижаешь?
– Ну, не из-за угла… Да они от выговора горского хохотали так, что листья с кустов облетели. А когда отхохотались, – тогда да. Чего маленьких обижаешь? – согласился Остах. Тоска ушла из его голоса, появился азарт.
– А потом драка началась, – подытожил я.
– Как бы не так, – мотнул головой Остах. – Это местные думали, что драка начнется. А Эндир-то наш – только с гор спустился. Дикий! За нож взялся – одному в ногу воткнул, а сыну Наместника пол-уха отсек.
– Пол-уха, – выдохнул я. А я стеснялся, боялся противникам зубы нечаянно выбить!
– Ну, может, не пол-уха. Но кусочек отрезал, – точно, – пошел на попятный Остах.
– И чем все кончилось? – зевнув, спросил я.
– Да ничем, – пожал плечами Остах. – С Тьором, которому Эндир ухо повредил, подружились даже. Правда, как Векса свалили, тяжело Эндир с ним разошелся…
Я уже совсем было заснул, когда услышал вопрос Остаха.
– А тот малой, с которого все началось, – знаешь, кто это был?
– Кто? – промямлил я.
– Алиас Муха, Алиас Фугг, – успел осознать я услышанное, прежде чем провалился в глубокий сон.
Остах. Атриан, столица Провинции Атариан.
Старею что ли? Тонкослезый стал – никогда таким не был. Утром глаза открываю, смотрю – Оли сам с кровати ноги скинул и за стеночку рукой взялся. Я аж дышать перестал. А как парень встал, и шаг сделал, – чуть кулак не сжевал, чтоб в голос не завыть. Радоваться бы надо, а слезы душат! Я же первый шаг его, еще голозадым помню! Зима лютая была – ужас. В Декурионе сквозняки гуляют, от камня на полу холод – сквозь сапог пробирает. А эти двое, Правый с Левым, ползают, встать норовят. Комнату выбрали потеплей, коврами укутали чуть не в три слоя, шкур натащили – весь пол застелили. Жаровен по углам наставили, сами разлеглись, пива налили, смотрим, как эти двое ползают, угукают да улыбаются. Ну и мы радуемся, кувшин за кувшином опрокидываем.
А потом давай вставать – то один, то второй. Встанут, ножки кривенькие дрожат, руками машут. Потом на попу падают. И так раз за разом. А потом, приловчились вроде как, и вот младшенький постоял, потрясся чуток. Поймал равновесие – и пошел. Теп-леп и дотелепал до Эндира, за бороду его ухватил. Крепко схватил – у Дана аж слезы брызнули.
Остах улыбнулся той лютой зиме, мрачному Декуриону, комнатушке, укутанной шкурами…
Но как братья на деда похожи! В горах за делами своими и не замечал. По провинции пронеслись – не замечал. А как здесь очутились, – словно дубиной ударили. Эндир маленький в школу пошел. Живой!
О чем-то гомонили неуемные братья за перегородкой, а Остах невидимым взглядом уставился на
