я просто гулял, папенька, – Петруша немного пришел в себя и говорил уже более уверенно, – хотел бабочек наловить.
– Далеко же ты забрел от дома… за бабочками.
– А я, папенька, часто сюда прихожу играть. У меня в том дупле и сабелька спрятана, что бабушка подарила, и барабан мой. Да вы сами посмотрите, ежели не верите, – Петруша указал отцу на змеиное дупло, и глаза его неожиданно блеснули, – суньте туда руку, папенька, проверьте, если не верите!
Петр Сергеевич стоял неподвижно, молча смотрел на сына, который с достойным закоренелого убийцы спокойствием предлагал ему сунуть руку в смертельное гнездо, и Петруша постепенно съеживался под его взглядом.
– Федор, – позвал князь и велел вышедшему из-за деревьев дворнику: – Отведи барчука домой и скажи барыне, что я велел запереть его в его комнате. О том, что теперь здесь было никому ни слова. Господин Ливенцев, вы сейчас пойдете со мной к княгине, я хочу, чтобы вы повторили ей все, что говорили мне. Она должна знать, но, прошу вас: постарайтесь… постарайтесь говорить помягче.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, – Ливенцев поклонился.
Выслушав сыщика, Елена Филипповна изменилась в лице, но сказала ему лишь:
– Благодарю вас, господин Ливенцев, если мой муж позволит, теперь вы можете быть свободны.
– Да, можете идти, – подождав, пока сыщик выйдет, князь повернулся к жене: – Что мы теперь будем делать, душа моя? Ты знаешь, я никогда не порол ни его, ни других наших детей. Я и крепостного мужика не в состоянии отправить на конюшню. Матушка моя меня постоянно этим попрекает, но… что-то сломалось во мне, когда я узнал о том случае с Хохловым и смерти Дарьи. Возможно ли, чтобы эта моя слабость позволила нашему сыну совершать подобное, чувствуя свою безнаказанность? Ведь детей положено пороть, и меня батюшка мой порол.
Мягкая ладонь жены легла на его руку.
– Нет, Петя, нет! Ты ведь знаешь, что Петруша… Он с самого начала был не таким, как все, вспомни, что я говорила, а вы с матушкой отмахивались! Я чувствовала… Возможно, из-за того, что я с таким трудом его родила, не знаю. А потом он… Он так привязался к Варе, начал учиться… Я так надеялась, что он…
Не выдержав, она закрыла руками лицо и заплакала. Князь не стал утешать жену – пусть выплачется, будет легче. Он прошелся по комнате, потом сказал:
– Мы не можем предоставить его самому себе – завтра он захочет убить еще кого-то, и грех будет на нашей совести. Я решил так: возьму гувернера, который будет при нем и днем, и ночью. Разумеется, гувернер будет предупрежден и станет следить за каждым его шагом.
– Как скажешь. Варя… мы скажем ей и Сержу правду?
– Мы обязаны это сделать, душа моя. Остальным знать необязательно, Федору я велел молчать и уверен, что он никому скажет. Ты знаешь, он мужик честный и надежный.
Новосильцевым сообщили обо всем, когда Сергей Николаевич встал
