дождливых дней внезапно наступило долгое и теплое бабье лето. Грибов в лесу в тот год было столько, что все, кто не работал в поле, бродили по лесу с корзиной. Елена Филипповна и маленькие княжны, надев платки на головы, собирали грибы вместе с деревенскими бабами и ребятами, даже Мавруша, ловко прыгая на своих костылях, находила грибные места. Аксинья постоянно заглядывала в корзину Варвары Филипповны и беспощадно выбрасывала оттуда поганки, а та лишь беспомощно разводила руками и жаловалась:
– Не могу их различить, что же мне делать? Я и прошлой осенью пыталась, все зря.
– Научишься, – смеялась княгиня, – я тоже поначалу не различала, как мы с Петей из Петербурга приехали, меня Аксинья учила. Не один год надо в деревне прожить, чтобы лес узнать.
Племянницы и дворовые девки, сочувствуя Варваре Филипповне, наперебой ее учили, принося показать для примеру разные грибы, поэтому, воротившись домой, она беспомощно упала на диван и стиснула виски.
– Все, больше не могу, голова пухнет, и в глазах рябит! Сяду нынче писать назидательный рассказ для горожан, которые чувствуют себя чужими на родной земле. Отошлю Кате Нелединской в Москву, пусть отправит в журнал.
Все посмеялись, а Сергей Николаевич заметил:
– Тебе давно пора опять взяться за перо, Варенька, ты ведь прежде прекрасно писала, а теперь все забросила. Но ты права, жизнь в деревне нас исцеляет, возвращает в чистое юношеское состояние. Нынче я весь день провел с Пьером в полях и чувствую себя совершенно другим – словно начал жить сначала.
Варвара Филипповна слушала разглагольствования мужа и всем нутром своим ощущала закипавшее в душе раздражение. Внешне она, разумеется, этого никак не показала и ласково улыбнулась:
– Хорошо ли тебе так утомлять себя, милый?
– Ничего, ночью высплюсь, – он с трудом подавил зевок.
Впрочем, после ужина не его одного потянуло в сон – в тот день все поднялись ни свет, ни заря. Варвара Филипповна тоже чувствовала себя усталой и даже решила в этот вечер изменить своим привычкам и лечь пораньше, но когда остальные начали расходиться по комнатам, ее вдруг потянул за рукав Петруша.
– Не ходите теперь в свою спальню, тетушка, – прошептал он, – не ходите!
– Что ты…
Но Петруша уже убежал, а Варвара Филипповна почувствовала, что внутри у нее все похолодело. Взяв книгу, она, как обычно, велела зажечь в гостиной свечи и села в кресло, застыв в напряженном ожидании. Часы на стене пробили десять, одиннадцать, полночь. Одна из свечей погасла, строчки в книге начали сливаться в глазах Варвары Филипповны, и сон смежил ее веки. Неожиданно пронзительный вопль заставил ее очнуться. Она вскочила на ноги, уронив книгу, на крик начал сбегаться весь дом, из людской спешили слуги, торопливо вошел князь, завязывая пояс впопыхах наброшенного халата.
– Что случилось, где кричали?
– Я… я задремала, – Варвара Филипповна растерянно
